Андрей Зорин - Жизнь Льва Толстого. Опыт прочтения

Александра Андреевна не могла принять этой оливковой ветви. Она была уверена, что вне церкви нет спасения, и в последнем письме написала, что молится, чтобы Он благословил ее заблудшего родственника «благословением своего Святого Духа» [73]. Она умерла в марте 1904 года восьмидесяти шести лет. В августе того же года Толстой в последний раз навестил своего брата Сергея. Убежденный атеист, Сергей Николаевич неожиданно выказал желание причаститься. К облегчению его жены и их монахини-сестры, Толстой не стал его отговаривать.

И Александра Андреевна, и Сергей Николаевич были старше Толстого, и расставание с ними было ожидаемым. Особенно же тяжелым испытанием стала для Толстого кончина его дочери Маши, самой духовно близкой к нему из всех его детей, единственной, кто в 1892 году отказалась принять землю, отведенную ей при разделе.

«Маша сильно волнует меня. Я очень, очень люблю ее» (ПСС, LV, 277), – записал Толстой 23 ноября 1906 года. Она умерла через четыре дня. Месяцем позже Толстой возвращался к этому переживанию:

Живу и часто вспоминаю последние минуты Маши (не хочется называть ее Машей, так не идет это простое имя тому существу, к[оторое] ушло от меня). Она сидит , обложенная подушками, я держу ее худую милую руку, и чувствую, как уходит жизнь, как она уходит. Эти четверть часа одно из самых важных, значительных времен моей жизни. (ПСС, LV, 284)

Когда-то смерть Ванечки хотя бы на краткое время примирила супругов, новая потеря только усилила их отчуждение. Софья Андреевна была убеждена, что тяжелый физический труд и вегетарианство, в которых Маша подражала отцу, подорвали ее здоровье и не позволили ей иметь детей. Дом пустел. Из всех детей Толстых с ними продолжала жить только младшая дочь Александра. Наделенная на редкость сильным умом и твердым характером, она была безраздельно предана отцу и его идеям, но понимала, что не может ему заменить доброй и понимающей Марии. По воспоминаниям Александры, умирая и находясь в бреду, Толстой вдруг «громким, радостным голосом крикнул: Маша! Маша!» [74].

Ему оставался единственный способ справиться со всеми утратами – писать. Религиозное творчество было для Толстого долгом и миссией, художественное – отдыхом и радостью. В прозе он всегда стремился удержать хрупкий баланс между литературным совершенством и нравственной целью. В «Фальшивом купоне» – незаконченном рассказе о заразительности зла и добра, дидактическое начало явно преобладает, но в «Хаджи-Мурате», последнем своем крупном произведении, которое ему удалось довести до конца, Толстой-писатель, как кажется, берет реванш. Он стыдился признаться, что эта работа увлекает его, но не мог отделаться от потребности совершенствовать текст, на этот раз почти не продиктованной практическими соображениями – публиковать «Хаджи-Мурата», по крайней мере при жизни, он не собирался.

В 1903 году Толстой записал в дневнике, что другие его планы «много важнее глупого Х[аджи] М[урат]а» (ПСС, LIV, 178), но позднее признался своему биографу Павлу Бирюкову, что, навещая свою сестру в монастыре, отделывал повесть. Бирюков вспоминает:

Это было сказано тем тоном (простите за вульгарное выражение), каким школьник рассказывает своему товарищу, что он съел пирожное. Он вспоминает испытанное наслаждение и стыдится признаться в нем (ПСС, XXV, 629).

События, описанные в повести, – переход легендарного мятежника на сторону русских, его побег и гибель, – пришлись на время службы Толстого на Кавказе. История Хаджи-Мурата взволновала начинающего писателя, он много рассказывал о ней яснополянским школьникам. И через полвека вернулся к давним воспоминаниям, дополнив их сведениями из обнародованных с тех пор документов.

Толстой начал писать «Хаджи-Мурата» в 1890-х годах; после возвращения из Гаспры он возобновил работу и почти закончил ее в 1904 году, но и позже снова и снова обращался к повести. К этому времени он был уже радикальным пацифистом, и все же не мог скрыть своей завороженности фигурой свирепого и безжалостного воина. Повесть начинается с описания цветущего в поле репейника, сохранившего свою дикую красоту даже под плугом, но мгновенно увядшего и поблекшего после того, как он был сорван человеческой рукой. Первоначально Толстой намеревался назвать повесть «Репей».

В 1904 году, когда Толстой писал «Хаджи-Мурата» новая большая война началась на Дальнем Востоке. Впервые в своей истории Россия воевала с Японией. Реакция Толстого на эти события была страстной и предсказуемой. Народы обеих стран ожидали военные тяготы и лишения, людей насильно отрывали от семей и повседневного труда, обучали убивать и посылали на смерть ради отдаленных кусков территории, не нужных большинству русских и японцев. В статье «Одумайтесь!» Толстой обрушился не только на ритуализованное массовое убийство, которое представляла собой война, но и на идеологию племенного патриотизма, заражавшую людей ненавистью к другим народам и расам. Согласно его интерпретации Евангелия, пятая заповедь Христа запрещала рассматривать другого как врага и делить людей на племена.