Коллектив авторов - Испытание реализмом [Материалы научно-теоретической конференции «Творчество Юрия Полякова - традиция и новаторство» (к 60-летию писателя)]

1. Как известно, Лев Толстой определял достоинства художественного произведения тремя составляющими: содержанием, техникой и любовью к излагаемому материалу. При этом классик отмечал, что при наличии любви техника образуется сама собой; но сама техника без содержания и любви в литературе ничего не стоит.

На радость читателям, в произведениях Юрия Полякова присутствуют все составляющие толстовской триады. (Что большая редкость для современной прозы, да и прозы вообще!)

Но успех его произведений носит скорее метафизический характер и никаким филологическим уравнением или системой уравнений описан быть не может. Здесь нет противоречия: гармонию можно поверить алгеброй, но талант не подлежит исчислению даже самой высшей математикой. Возможно, талант Полякова состоит именно в том, что Юрий Михайлович берется за вещь, лишь раскалив своими чувствами заготовку-материал, а не пытается вытюкивать на холодном металле филологические сети для своего читателя. И тогда богатейший инструментарий, техника являются сами собой. Согласимся, что произведений, написанных без любви, на полках книжных магазинов становится все больше: словам просторно, мыслям и чувствам тесно – шифрованная пустота, филологические водоросли (последнее выражение – Юрия Полякова).

Почему мы перечитываем Гоголя, Щедрина, Булгакова?

В них есть свой, авторский стиль и вечные проблемы. Искусство – это отстаивание вечных ценностей на современном этапе. Чтобы отстаивать эти ценности, нужно как минимум их разделять. Как максимум – иметь авторскую позицию. По этому максимуму (высказанному прямо или безмолвно явленному через содержание) и происходит разделение на Искусство и не искусство. Если добавить в нашу реторту важнейший признак Искусства, выделенный Л.Н. Толстым в работе «Что такое искусство?», а именно – заразительность, и влить растворы, приготовленные тем же Поляковым, – «Искусство – это выдуманная правда» и «Литература выше жизни на величину таланта», то получится смесь на все времена. В нее можно окунать любое произведение для первичного анализа.

Вопрос: откуда у Юрия Полякова четкая авторская позиция с неизменными нравственными принципами? Убежден – из детства, юности, зрелости, из всего жизненного пути. Писателю желательно иметь не только библиографию, но и биографию. А она у Полякова есть.

2. Проза Полякова – интеллектуальная проза в том смысле, что она приращивает интеллект читателя. При этом гносеологическая составляющая художественных текстов Полякова не выше их аксиологической составляющей – энциклопедичность не задавливает мораль. С каким интересом в «Гипсовом трубаче» читаются личные истории героев, вплетенные в историю страны! С каким интересом начинаешь сопереживать истории собственной страны! Это своего рода популярная энциклопедия нашей недавней жизни: при стопроцентной исторической достоверности каждого факта – великолепно слепленный художественный образ!

3. Главный герой произведений Полякова – художественная правда. Перед глазами читателя бежит жизнь, из которой выбросили скучные места. Автор неизменно придерживается установленного для себя правила: «Занимательность – вежливость писателя», а потому его сюжеты всегда упруги и динамичны, а герои живые и настоящие. Кажется, протяни руку – и дотронешься до них. Подставь стопку, когда в «Гипсовом трубаче» кинорежиссер Жарынин и беллетрист Кокотов вкусно пьют в номере перцовку, и они тебе машинально нальют. Ты можешь благодарно кивнуть, выпить и незаметно подцепить кусочек замерзшего сала с розовыми прожилками.

А «последний русский крестьянин» Агдамыч, по которому проехала реформаторская борона! Не помню в литературе последних лет такого сильного второстепенного героя. И вообще, не помню крестьян или рабочих в новой литературе, равно как и в кинодраматургии. Олигархи, охранники, менты, бандиты, завсегдатаи ночных клубов, влюбленные певички, снова олигархи – все они усердно маркированы стилистами и визажистами, но безнадежно плоски, картонны, манекенны. Сколько ни продолжай этот ряд, он не закончится понятным читателю-зрителю образом человека со своей судьбой.

И когда в финале «Гипсового трубача» с героями происходит то, что происходит, плакать хочется. Эмпатия и сопереживание полные. Проживаю с ними все романное время и думаю о них, закрыв книгу. И через некоторое время вновь беру с тумбочки «Гипсового трубача» и открываю на любой странице.