И снова встал он раньше всех,
И снова был он зол.
Жена, замаливая грех,
Стучала лбом о пол.
(265, с. 8–11)
С. 134– Еще в начале октября. Когда я – помнишь – в Бежецк ездил. – Гумилев на несколько дней ездил к родственникам в Бежецк не в начале октября, а в начале ноября 1919 г. (352, с. 413).
С. 135 Сегодня вторник 3 мая. Я на публичной лекции Чуковского “Вторая жена”. О Панаевой. – 3 мая 1920 г. пришлось на понедельник. В этот день в ДИСКе в рамках программы “Литературный понедельник” А. Кони выступил с воспоминаниями о Тургеневе, Л. Толстом, Достоевском и др. (211, с. 550). Доклад К. Чуковского “Жена поэта: А.Я. Панаева и Н.А. Некрасов” состоялся там же в следующий “Литературный понедельник” – 10 мая (там же, с. 555).
С. 136 Чуковский кланяется, как всегда “сгибаясь пополам”. – Отсылка к шуточному стихотворению В. Познера:
Была весна, открылся дом Мурузи,
Звезда эйделологии зажглась,
И критика там в тройственном союзе
С поэзией и прозою слилась.
И Гумилев, и Левинсон, и Шкловский,
И Лернер, и Данзас блистали там.
При входе в Студию Корней Чуковский
Почтительно сгибался пополам.
Настало лето. Прилагал старанья
Сам Шкловский, чтоб вдолбить ряды основ.
“Сантиментальное” осталось “воспитанье”,
Хотя и выгнал сантименты Гумилев.
Но все же всяк, храня завет отцовский,
По грезам тосковал и по мечтам.
Все так же в Студии Корней Чуковский
Почтительно сгибался пополам.
Настала осень, Студия пустела;
Один лишь слушатель остался, рьян,
На кофе Муза с ужасом смотрела
И на последнего из могикан.
Безлюден семинарий гумилевский,
Разбросаны таблицы по столам.
Как прежде, в Студии Корней Чуковский
Почтительно сгибался пополам.
Зима настала, серебрился иней,
И толстым слоем льда покрылся зал.
На кухне был потоп, пожар в камине,
Никто уж боле лекций не читал.
По комнатам бродил с Потебней Веселовский,
Давая волю вздохам и слезам.
Как древле, в Студии Корней Чуковский
Почтительно сгибался пополам. (412, с. 240)
21 ноября 1919 г.
С. 136– Я очень прошу вас записать “Толченое стекло” в “Чукоккалу” . – Что и было сделано 3 августа 1920 г., после “Живого альманаха Дома литераторов” (см.: 412, с. 286–288; 211, с. 605; также см. вкладку к нашему путеводителю). Чуть ниже в НБН О. именно этим днем ошибочно датирует свое первое публичное выступление в Доме литераторов.
С. 136 Я думал, что вы будете знаменитой. Но не думал, что так скоро. – Сравните с воспоминаниями Г. Адамовича 1928 г. о том, как О. прославилась со своей “Балладой о толченом стекле”:
“Это было, кажется, в двадцатом году, – во время расцвета гумилевских поэтических студий. Учеников у Гумилева было без счета, все они писали недурно, по акмеистической выучке, умели сочинить правильный сонет и сразу отличить пятистопную строчку от шестистопной. Но талантов среди них заметно не было. И вот пошел слух, что появилась у Гумилева ученица необыкновенная, пишущая стихи «совсем особенные». Гумилев улыбался уклончиво твердил: «Да… да… вот сами увидите!» – и, наконец, представил свою юную ученицу публике. Это и была Одоевцева, принявшаяся на всех литературных вечерах читать свою «Балладу о толченом стекле». Баллада неизменно вызывала восторги. Вместо роз и облаков в ней говорилось про советский быт, вместо вялой певучести или певучей вялости был ритм колкий и отчетливый. И была прихотливейшая фантастика в каждом слове.
Восхитился Горький, восхитился Чуковский и даже Лев Троцкий, в одном из своих «обозрений» брезгливо брюзжавший что-то о пережитках буржуазного искусства, на минуту повеселел, заговорив об Ирине Одоевцевой. Балладный жанр быстро привился: его подхватил Тихонов и удачно продолжил” (6, с. 557).
С. 137–139 3 августа 1920 года я читала впервые “Балладу о толченом стекле” на литературном утреннике Дома литераторов. – …но и в большевистских кругах. – Чтение О. “Толченого стекла”, о котором идет речь в комментируемом фрагменте, состоялось 19 июля 1920 г. на отчетном “Живом альманахе Дома литераторов”. Кроме О. выступили В. Пяст, Е. Замятин, В. Рождественский, а также религиозный философ профессор Лев Платонович Карсавин (1882–1952) с докладом “О тяге к мистическому в наши дни”, выступавший не перед, а после О. (211, с. 596). В отчете об этом заседании поэтесса, журналистка и революционерка, одна из возлюбленных Гумилева Лариса Михайловна Рейснер (1895–1926) писала об О.: “Вечер открылся чтением стихов под многозначительным названием «Битое стекло». В них изящнейшая поэтесса рассказала о некоем солдате, который спекульнул солью с примесью битого стекла <���…>. Но почему <���…> поэтесса не догадается пригвоздить к позорному столбу своих товарищей по профессии, бесстыдно торгующих духом..? <���…> Отчего ее муза не закричит о бесчисленных спекуляциях богом и богами..? Неужели никто, кроме Александра Блока, не даст революции своего чистого имени и вечного стиха? Битое стекло. Вот что русская интеллигенция дает или, вернее, продает революции” (325).
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу