Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

Она жила в Бежецке у матери и тетки Гумилева… – Варвары Ивановны Лампе (Львовой) (1839–1921).

…“Было горе. Будет горе. Горю нет конца”. — Из стихотворения Ахматовой “Колыбельная” (1915):

(23, с. 194)

В невышедшем “Собрании стихотворений” Ахматовой 1924–1926 гг. это стихотворение прямо сопровождалось посвящением Льву Гумилеву. Георгиевскими крестами за храбрость Гумилев был награжден дважды – в 1914 и в 1915 гг.

С. 113 Гумилев решил перебраться в Дом искусств. – …шутил он. – Петроградский Дом искусств (ДИСК), открывшийся 19 ноября 1919 г. в реквизированном у П.С. Елисеева особняке (Мойка, д. 59), уже многократно упоминался в нашем комментарии, однако в НБН впервые о нем заходит речь именно в комментируемом фрагменте. В пункте третьем шуточного протокола церемонии открытия ДИСКа, составленного Блоком, сообщается: “Разносят настоящий чай, булки из ржаной муки, конфеты Елисеевские. Н.С. Гумилев съедает 3 булки сразу” (412, с. 317).

Зимой 1920 г. при ДИСКе было организовано общежитие для писателей и художников. К. Чуковский вспоминал об интерьерах ДИСКа: “Трехэтажная квартира Елисеевых, которую предоставили Дому Искусств, была велика и вместительна. В ней было несколько гостиных, несколько дубовых столовых и несколько комфортабельных спален; была белоснежная зала, вся в зеркалах и лепных украшениях; была баня с роскошным предбанником; была буфетная; была кафельная великолепная кухня, словно специально созданная для многолюдных писательских сборищ. Были комнатушки для прислуги и всякие другие помещения” (408, с. 451).

Баня в бывшей квартире Елисеевых упоминается и в мемуарном очерке Ходасевича “ДИСК”:

“…в просторной, но несколько мрачной комнате, отделанной темным дубом, жила бар. В.И. Икскуль. <���…> В противоположном конце квартиры имелась русская баня с предбанником; при помощи ковров, ее превратили в уютное обиталище Гумилева” (386, 14 апреля, с. 5). Еще смотрите в письме Г. Иванова к Р. Гулю от 28 февраля 1956 г.: “В 1921 году весной, собираясь жениться, я искал квартиру. Нашел было подходящую – в Доме искусств – «бывшем» особняке Елисеевых. Точнее б<���ывшую> Елисеевскую баню с предбанником. <���…> Предбанник во вкусе 1001 ночи. Помпейский уголок, особо. К тому же в самой бане красовался мраморный «Поцелуй» Родена. Просвещенный сынок – приобрел в Париже. Родители, за неприличием сюжета, установили его в бане. <���…>

Но тут подвернулась Почтамтская <���…>. Я, в свою очередь, уступил свою баню Гумилеву. Там его осенью того же года и арестовали” (91, с. 340).

Об аресте Гумилева см. с. 779. О скульптуре Родена в ДИСКе см. с. 602. О ДИСКе см. также: 140, с. 144–146.

С. 113–114 Но возник вопрос: как быть с Леночкой? – Тогда и хлеб и сахар по карточке брать нельзя – от большевиков. – Приведем здесь запись из дневника К. Чуковского от 24 мая 1921 г., в которой, между прочим, представлен совершенно иной взгляд на брак Гумилева с Анной Энгельгардт, чем в мемуарах А.С. Сверчковой:

“Вчера в Доме Искусств увидел Гумилева с какой-то бледной и запуганной женщиной. Оказалось, что это его жена Анна Николаевна, урожд<���енная> Энгельгардт. <���…> Гумилев обращается с ней деспотически. Молодую, хорошенькую женщину отправил с ребенком в Бежецк – в заточение, а сам здесь процветал и блаженствовал. Она там зачахла, поблекла, он выписал ее сюда и приказал ей отдать девочку в приют, в Парголово. Она – из безотчетного страха перед ним – подчинилась. Ей 23 года, а она какая-то облезлая; я встретил их обоих в библиотеке. Пугливо поглядывая на Гумилева, она говорила: – Не правда ли, девочке там будет хорошо? Даже лучше, чем дома? Ей там позволили брать с собой в постель хлеб… У нее есть такая дурная привычка: брать с собой в постель хлеб… очень дурная привычка… потом там воздух… а я буду приезжать… Не правда ли, Коля, я буду к ней приезжать…” (409, с. 169–170).

Жена М. Лозинского Татьяна Борисовна Лозинская (Шапирова; 1885–1955) была не заведующей детским домом, как пишет О. в комментируемом фрагменте, а учителем в карантинно-распределительном пункте для беспризорных в Петрограде. Вот как об этом вспоминала ее дочь Наталья Михайловна Лозинская (1915–2007): “Первые годы после революции были голодными. И в гостинице «Европейской», что на Невском, открылся карантинно-распределительный пункт для беспризорных детей, которых после войны оказалось немало. Их там отмывали, лечили, учили и распределяли по детским домам. Здесь работала учителем моя мама, историк по образованию” (365, с. 79–80). Также у М.Л. Лозинского и Т.Б. Лозинской был сын – Сергей Михайлович Лозинский (1914–1985).