Леонид Крупчанов: Н. В. Гоголь и Россия. Два века легенды

Таким образом, весь Нежинский период прошел у Гоголя под знаком стихотворчества, хотя он пробовал себя и в прозе. Из воспоминаний товарищей по гимназии известно, что на одном из вечеров у гимназиста П. Т. Редкина в 1826 г. Гоголь читал свою славянскую повесть «Братья Твердиславичи». Она была даже представлена в школьном журнале «Звезда». Это самое раннее произведение Гоголя в прозе также было написано в «возвышенном» стиле. В кружке повесть была подвергнута критике и по приговору того же кружка была уничтожена самим автором. Это было второе произведение, уничтоженное Гоголем. Написано оно в 1825–1826 гг., автограф его не сохранился. Подобный стиль характеризовал произведения большинства сочинявших тогда гимназис тов. Еще не стерся в памяти «высокий» стиль классицизма, а публиковавшиеся произведения молодых современных писателей и поэтов – Жуковского, Пушкина, Карамзина – создавали у гимназистов впечатление «высокой» поэтической эклектики. Даже альбомные записи отмечены подобным напыщенным слогом.

К 1826 г. относится краткая запись Гоголя «В альбом В. И. Любича-Романовича», где говорится о чувствах и «несбыточных ожиданиях» юного мечтателя.

Из классных произведений Гоголя, написанных им в 1827–1828 гг., известны отрывки: «О том, что требуется от критики»(здесь автор требует от критики «строгости», «беспристрастности» и «благопристойности»); «Изложить законные обряды апелляции, как из низших инстанций в высшие и в департамент сената. Из русского права». Отрывки из трактата по истории «В какое время делаются славяне известно по истории, где, когда и какими деятелями они себя прославили до расселения своего, и какое их было расселение». Классные произведения в дальнейшем Гоголь использовал в специальных трудах по литературоведению, истории, географии, а затем и в художественных произведениях.

При творческой активности в Нежинской гимназии молодой Гоголь в то же время был человеком открытым и доступным для близкого общения. Судя по письмам, наиболее близкими друзьями Гоголя были гимназисты старших классов – Г. И. Высоцкий, А. С. Данилевский, П. А. Лукашевич. К 1827 г., когда он перешел в последний, девятый класс, и его друзья уехали – одни в Одессу, другие в Петербург, он почувствовал себя особенно одиноким. Гоголь продолжает активно наращивать свои знания: он изучает русскую и европейскую литературу, право. Наиболее интимные свои мысли он доверяет Г. И. Высоцкому и двоюродному дяде П. П. Косяровскому. В письмах этого периода обнаруживаются самолюбивые мечты и стремления. Он остро чувствует свою неординарность. В Нежине он не видит «ни одного, с кем бы мог слить долговременные думы свои». Он чувствует себя в Нежине сиротой, чужим человеком, «иноземцем, забредшим на чужбину». Характеризуя себя, Гоголь указывает на свою нетерпеливость, «сладкую уверенность» в своей значительности, стремление быть отмеченным людьми. Своеобразие этой «замкнутости», видимо, состояло в том, что она была как бы «односторонней»: самолюбивый Гоголь, широко используя свое остроумие, не допускал вольностей в свой адрес, будучи, так сказать, «себе на уме», в том числе и в вопросе о своих дальнейших планах. Десять лет спустя, в письме к своей петербургской ученице Марье Петровне Балабиной он так описывает особенности своего характера и поведения в школьные годы: «Когда я был в школе и юношей, я был очень самолюбив (не в том смысле самолюбив); мне хотелось смертельно знать, что обо мне говорят и думают другие. Я нарочно старался завести ссору с моим товарищем, и тот, натурально, в сердцах высказывал мне все то, что во мне было дурного. Мне этого было только и нужно; я уже бывал совершенно доволен, узнав все о себе». Это был, если можно так сказать, лукавый способ самопознания и самоусовершенствования. Он не хотел быть зарытым в «низкой неизвестности», «пресмыкаться» перед нежинскими «существователями», покрытыми «корою своей земности». Для него самое большое наказание – остаться в «неизвестности», которая стоит на пути реализации его «высоких» «предначертаний». Вместе с тем ему хочется быть «ясновидцем», проникающим в тайны жизни людей. Он указывает на «загадочность» своего характера, недоступность, сложность для восприятия окружающими, перед которыми он выступает то своенравным и умным, то «неотесанным», глупым и болтливым, то смиренным и кротким, угрюмым или задумчивым, идеальным мечтателем. Что-то из этих черт на самом деле присутствовало в его характере, что-то он приписывал себе по молодости, однако таланты его в разных сферах проявились в самом начале жизни. В. Капнист уже в начертаниях пятилетнего Гоголя заметил рифму.