Олжас Сулейменов - Улыбка бога

Соответствует: mvulana– «юноша» (суах.).

Предформа этого слова могла быть ulan: «приставка» m-, употребляясь перед гласным, вызывает губную прослойку: mwitalia– «итальянец», mwasia– «азиат» и т.п.

[ В тюркских языках ещё живы «африканские воспоминания» – соперничество б/м.

Большой русский писатель в самый разгар перестройки приехал в братскую республику. Побывал на предприятиях, в аулах, кишлаках, с народом пообщался. Перед отъездом удостоился «аудиенции с чаем» у министра культуры.

После третьей рюмки гость поделился впечатлениями. Особенно его порадовало, что русским языком владеют в республике все от мала до велика. Но есть особенности. Почему–то многие любят парные слова. Вот он выписал самые, на его взгляд, интересные. Достал записную книжку: «чёрт–морт», «баран–маран», «оппозиция–мопозиция», «Ельцин–мельцин». Почему так?

Министр с сожалением пояснил:

— Культур–мультур не хватает.

…Во всех тюркоязычных странах от Якутии до Турции любопытствующего писателя ожидал бы такой чай–май, шашлык–машлык и прочий шурум–бурум. ]

…Формальную близость терминов из языков соседствующих можно объяснить недавним взаимообменом. Тюркские buza, moza, bura, puro– «телёнок, тёлка», несомненно, родственны греческому mozga– «тёлка, телёнок», и армянск. mozi– «тёлка, телёнок».

Но недавними контактами нельзя объяснить сходство евразийских форм с южноафриканскими mozi, mori– «телёнок, тёлка», mbuzi– «коза, козёл», mbogo– «бык, буйвол».

Здесь семантическое различие имеет не приобретённый, но, скорее, изначальный характер: оно, возможно, возникло в результате разных толкований письменного знака.

Одно такое допущение относит эти сопоставления к категории сверхдальних во времени, а не только в пространстве.

Географические расстояния в подобных случаях не являются решающим фактором. Арабы не так далеко размещены от Греции, Турции, Армении и Ирана. Однако, семантическое расстояние между приведёнными moz–a, moz–ha– «телёнок» и араб. moza– «коза» свидетельствует о возрасте слов, за ними десятки тысячелетий, ибо возникли эти формы и значения синхронно, независимо друг от друга в эпоху образно–символического письма: они – наследие, оставленное диалектами общечеловеческого праязыка. И морфология, и грамматический материал говорят об общей грамматике, лексике и, полагаю, о разновидностях общего образного письма.

(Кстати, араб. слово морфологически родственно исп. moza– «девушка», и семантически – ga–mus> gamuza– «серна, дикая коза».)

…Если к этому собранию названий быка (и производных) при составлении словника 1–го тома прибавится большая группа лексем (тех же семантических классов) из языков Австралии, Полинезии, Америки, можно уверенно предсказать, что они будут соответствовать афро–евро–азийским.

Договор Первый

Панорама фонетического и семантического развития самоназвания мычащего животного в человеческой передаче, помимо всего, подтверждает правильность гипотезы, идущей со времен Руссо, о звукоподражательном происхождения устного языка.

Однако, эта гипотеза не давала ответа на основной вопрос: если «говорящие» субъекты природы могли быть названы их «самоназваниями» (му–у, мяу, гав–гав и т.п.), то как получали имена немые объекты – стихии, явления и предметы?

Вопрос разрешается, если предположить, что звукоподражание взаимодействовало со знакоподражанием. Появляется все больше оснований думать о том, что графический знак на очень раннем этапе стал ведущим элементом словообразовательной модели: «знак + название знака + толкование знака = слово–понятие» (З + Н + Т = Слово).

Эта модель действовала в культурах, пока существовало образно–символическое письмо (первоиероглиф).

můη/ bůη– «бык». (Слово звукоподражательногопроисхождения.)

Но тот же знак написан на ночном небе Африки. Месяц – это небесный бык. И на светило переносится название письменного знака: můη/ bůη– «месяц» («луна»). Это уже слово знакоподражательное. Первый немой объект, получивший название «говорящего» существа. Когда забываются исходные значения, знак толкуется в новых поколениях (или в заимствовавших диалектах) и наименование получает другие смыслы, в зависимости от степени поэтического воображения жрецов, в чьем веденьи находились все унаследованные или приобретённые символы и их названия. Художник теперь копирует воображаемое, а не натуру.