Олег Трубачев - История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя

Что касается значения слав. *tьstь , у нас нет достаточных оснований видеть в последнем с самого начала его возникновения, когда связь с исходным глаголом еще не утратилась, терминологическое значение ‘отец жены’. Это название определяло не отношение отца, resp. матери жены к моей жене, а отношение родителя (родителей) жены ко мне самому. То, что зять называл родителей жены своими родителями (*iьstь , собир. ‘родившие’, своего рода эпитет), находит оправдание в древнем обыкновении — приравнивать свойственное родство к кровному (ср. выше). Условия для забвения внутренней формы слова здесь возникли очень рано, и.-е. *tek- ‘рождать’ было поставлено в славянском в невыгодное положение вследствие омонимической близости очень употребительных технических терминов от глагола tesati еще в балто-славянскую эпоху, а также вследствие оформления в славянском новых слов с соответствующим значением — ст. — слав, родити и родственных, получивших абсолютное распространение.

Существует также и другая этимология. Так, Г. А. Ильинский не сомневается в родстве *tьstь, *tьstja , с слав. teta , литовск. teta ‘тетка’, значение которых он считает не исконным, при всей его древности, ср. греч. τέττα ‘папаша’, русск. тятя «из *tete… »; таким образом, tьstь < *tьt-stь с суффиксом *-st-(h)i- и редуцированным вокализмом корня *tьt-. Значение сложения: ‘находящийся на месте [- st ( hi )-] отца [ -tьt- ]’. Сюда же относится др.-прусск. tisties с суффиксом −iо- [909]. А. В. Исаченко [910]видит в славянском слове образование с суффиксом −tь: *tьt-tь<*tьt-/*tet-. Пара tьstь: teta , как полагает А. В. Исаченко, является отголоском группового кросскузенного брака, причем *tьstь был ‘мой дядя’ = ‘отец моей жены’ (ср. выше об. и. — е- *syekro-s ). Несколько раньше А. В. Исаченко [911]характеризует слово teta как вторичное образование. Окончательное суждение о последнем слове затрудняет разнообразие форм ( *tet-, *tat-, *at-) и значений этого корня. Возражения вызывает морфологическая сторона изложенных этимологий. Г. А. Ильинский и А. В. Исаченко предполагают весьма гипотетические образования, первый — с суффиксом −st(h)i- [912], второй — с суффиксом −ti- , в сущности недоказуемые и не подкрепляемые убедительными примерами. Причем, если Ильинский стремится истолковать семантические мотивы образования с суффиксом −st(h)i- , то Исаченко совершенно не анализирует функцию суффикса — tь , которая в данном сложении так и остается невыясненной: *tьt-tь — *teta. Проводимое им сравнение со слав. *zetь , где −tь , выделилось как суффикс после переразложения [913], указывало бы скорее на поздний характер слав. *tьstь , если видеть в нем тот же суффикс, в то время как Исаченко склонен видеть в tьstь след индоевропейского кросскузенного брака.

Не более вероятна возможность образования *tьt-tь и в структурном отношении. Древний балто-славянский язык обработал сочетание двух смычных зубных согласных известным образом (t-t, d-t > st) на стыке двух морфем обычно только в системе глагольных форм, где такие сочетания были совершенно неизбежны в инфинитиве ( *plet-o, *plet-ti, *vedo, *ved-ti) и где они были радикально решены (слав. plesti , литовск. vesti ). Но в принципе сочетания t-t вне строго замкнутой системы глагольных форм даже на стыках двух морфем, не говоря уже о древнем упрощении долгого и.-е. *tt , были противны духу балто-славянского языка и избегались. Поэтому отрывать изменение t-t > st от конкретных условий его возникновения и манипулировать им в любых гипотетических построениях этимологии, в данном случае — в предположении единичного именного производного ( *tьt-tь > *tьstь) , было бы неосмотрительно [914].

Оригинальными производными от о.-слав. tьstь являются чешск. tchan, tchyne , по-видимому, фамильярные образования, ср. наличие ch суффиксального [915].

Др.-прусск. tisties , единственная близкая слав. tьstь балтийская форма, могла быть заимствована из славянского [916].

Из производных от слав. tьstь форм следует отметить сербск. тазбина ‘родители жены’, собирательное [917], собственно — контаминационного происхождения, ср. словенск. tastba ‘свойство’ и суффикс собирательности −ина , ср. еще родбина. Впрочем, разные суффиксы −b-, −ina- , видимо, уже образовали новый суффикс −bina с определенной сферой употребления, ср. сербск. отачбина ‘отечество’, которое образовано с суффиксом −бина прямо от отац ‘отец’.