Като Ломб - Как я изучаю языки

Давно волновал меня и другой вопрос. Мне было очень интересно, насколько пригоден мой способ для таких языков, при изучении которых я не могу опереться на аналогии ни в германских, ни в славянских, ни в романских языках. Возможность проверить и это представилась сама собою: при Восточном институте университета впервые открылись курсы китайского языка.

Свою первую встречу с китайским языком мне хотелось бы описать подробнее потому, что я вижу в ней символ всего моего отношения к языкам, к их изучению.

Попасть на курсы было нелегко. Учащихся более охотно отбирали из среды университетского студенчества, предпочтительно филологов, а я в то время уже миновала тот возраст, в котором обычно начинается «обработка» человека филологией. Так что на мое заявление не ответили, и я совершенно случайно узнала, что обучение идет уже несколько недель.

Поздней осенью, в сумерках, я бродила по темным университетским коридорам в поисках аудитории, где находились курсы. Обыскала все этажи. Ничто не говорило о том, что в здании кто-то есть. Я уже намеревалась сдаться, как говорится, спрятав свое желание в карман, и вдруг увидела свет в конце длинного пустынного коридора: дверь в отдаленной аудитории была приоткрыта. Пусть это покажется сентиментальной глупостью, но я и по нынешний день считаю, что темноту осветила тогда не стоваттовая лампочка, а мое стремление к знанию. Я заглянула, представилась очаровательной китаянке из Шанхая, и с тех пор моя жизнь освещена красотой восточных языков.

На другой день, склонясь над единственным китайско-русским словарем, нашедшимся в публичной библиотеке, я пыталась разгадать загадку, каким образом можно отыскать в словаре нужное слово, ведь у китайского языка нет алфавита, нет букв. А однажды на рассвете, в конце декабря, я приступила к самостоятельной расшифровке первого китайского предложения. Было уже совсем поздно, когда я добилась результата. Предложение гласило: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Между тем количество преподавателей русского языка, к нашей общей радости, настолько увеличилось, что я смогла передать свое место настоящим педагогам и приняться за новый язык – польский. При записи на курсы я воспользовалась трюком, который от всего сердца рекомендую всем моим коллегам по изучению языков, а именно: браться за уровень более высокий, чем позволяют действительные знания. Из трех потоков (начинающего, повышенного и для совершенствующихся) я выбрала последний.

– Пожалуйста, не утруждайте себя, – сказала я руководителю курсов, который старался выудить из меня хоть какие-нибудь знания, – я не знаю по-польски ни словечка.

– Так зачем же вы записались на самый сильный курс – на курс для совершенствующихся? – удивился он.

– Потому что особенно упорно надо заниматься тем, кто ничего не знает.

Моя наглость привела его в такое замешательство, что он без единого слова внес мою фамилию в список.

За два года я и в китайском продвинулась настолько, что могла уже работать переводчиком с делегациями и один за другим переводила на венгерский романы, которые мне особенно нравились. А в 1956 году я стала думать над тем, как извлечь больше выгоды из одного восточного языка путем изучения других восточных языков. Извлечь выгоды можно было, конечно, только по аналогии, и я принялась – на этот раз уже в полном одиночестве – за японский. Поучительную историю моей учебы я расскажу в другой главе моей книги.

В 1954 году мне впервые представилась возможность поехать за границу. И хотя с тех пор я объездила, можно сказать, весь мир, я ни разу не волновалась так, как разволновалась, услыхав, что есть возможность поехать ИБУСом (венгерский «Интурист». – Прим. перев. ) в Чехословакию. Я без промедления купила роман Ивана Ольбрахта «Анна-пролетарка» и, пользуясь своим уже привычным способом, распутала по тексту загадку склонений и спряжений. Выделенные таким образом правила я записала на полях книги. От безжалостного обращения бедная книга пришла в такое состояние, что, когда я вернулась домой, она буквально разваливалась по листочкам. После этого понимать и переводить словацкие и украинские тексты стало уже нетрудно, но вот с болгарским было тяжелее. Может быть, я неправильно подступилась к нему? По просьбе одного издательства я взялась за перевод длиннющей статьи. То был политический текст, и казалось, что с имевшимися у меня знаниями славянских языков можно было бы хорошо с ним справиться. И все же потери были большими – все 30 страниц моего перевода оказались чуть ли не переписанными рукой редактора.