Людмила Зубова - Языки современной поэзии

Строчков, 1994: 358–359.

Образ стоящих часов концептуален для Строчкова. Строчков объясняет разницу между авангардом и постмодернизмом так: в результате превращения традиционного искусства в шаблон «получается нечто вроде будильника, который давно не ходит и никого не будит, но зато стоит на комоде, гордо и нелепо сверкая никелированными чашечками. <���…> Авангард берет испорченный будильник традиционализма и „смотрит, что у него внутри“: разбирает на части, вытаскивает идейные оси, вытряхивает причинно-следственные шестерёнки, всякие там архетипы <���…> А функция сборки в авангард не заложена <���…> [Постмодернизм. — Л.3. ] заново собирает будильник. Правда, в процессе сборки часть частей оказывается лишней, а каких-то не хватает, и их приходится изобретать по ходу дела, но в конечном счете будильник собран и начинает ходить. Однако ходить он начинает куда-то не туда, куда раньше: время, которое он показывает нам на пальцах, уже как бы не совсем время — и tie только время. <���…> „Время“, которое они отмеряют шагами, уже двумерно, уже обзавелось дополнительной координатой <���…> Это культура, то есть весь комплекс её явлений, включая традиции искусства (в том числе и такой „нонсенс“, как традиции авангарда), живые и мёртвые знаковые системы (языки) и многое другое» (Строчков, 1994: 380–382).

Строчков, 1994: 105.

Строчков, 1994: 174–175.

Например, самый популярный и достаточно авторитетный современный Толковый словарь русского языка приводит 11 значений слова в совокупности трех омонимов — ‘орган во рту’, ‘средство коммуникации’, ‘народ’, — а также указывает на многочисленные оттенки значений (Ожегов, Шведова 1992: 952–953).

Это дополнение было сделано Строчковым в письме, адресованном Л. B. Зубовой, приславшей ему текст главы до публикации книги.

Наиболее интересный материал приведен в давнем исследовании: Шерцль, 1884. Во многих работах XX века повторяются те же примеры, но в меньшем количестве. Об энантиосемии в современной поэзии см.: Зубова, 2000: 160–168. Там же дан обзор лингвистической литературы на эту тему.

Строчков, 1994: 136–137.

У Н. Кукольника: Православный веселится / Наш народ. В советское время был популярен текст песни с идеологической заменой слова.

Бродский, 1998: 296.

В этом заголовке «Р» — ‘Россия’.

Строчков, 1994: 308–310.

«Конец второго тома задан, с одной стороны, сюжетно: чтением романа „…про какую-то Элизу / Восьмнадцатого века ерунду“, позволяющим герою перенестись из реального пространства в пространство романное. Сюжетообразующий мотив чтения становится здесь той „узловой точкой“, которая скрепляет все остальные пространственно-временные сдвиги. Затем — ассоциативно, на уровне звучания слова, вызывающего своеобразное видение героя:

Строчков, 1994: 275.

О терминах, истории явления и его активизации в XX в., а также о концептуализации этой словообразовательной модели в теории постмодернизма см.: Николина, 1996; Можейко, 2001: 747–748. Примеры контаминированных слов из поэзии Строчкова см: Хасанова, 1999; Хасанова, 2007.

Испорченность юга можно было бы толковать как утрату его курортной привлекательности, но стихотворение написано в 1988 г., когда такая утрата была еще впереди. В таком случае можно обратить внимание на то, что стихи со временем приобретают новые смыслы.

На двусмысленность заглавия обратила внимание Д. Суховей.

Слова из советского лозунга «Партия — Ум, Честь и Совесть нашей эпохи», если воспринимать их не автоматически, как предписывалось, весьма двусмысленны: фразу можно понимать не только как пропагандистское утверждение достоинств Коммунистической партии, но и как указание на локализацию нравственных качеств в пределах партийной идеологии.

Строчков, 1994: 304.

Строчков, 1994: 360–361.

Строчков, 1994: 270–271.

Строчков, 1994: 25.

Пушкин, 1977-б: 248.

Строчков, 1994: 339.