Виктор Петелин - Мой XX век - счастье быть самим собой

Успешное, хотя и противоречивое развитие капитализма в России перед революцией показывает, что либо традиционные ценности не препятствовали развитию, либо их сопротивление преодолевалось, либо они сами постепенно трансформировались. Средневековье отступало» ( Ясин Е.Г. Модернизация экономики и система ценностей. М., 2003. С. 45).

Задача, по Ясину, очень проста: если вы хотите сохранить самобытность русской культуры, поменяйте кое-какие традиции, которые мешают развитию и процветанию страны, и все будет в порядке.

В Государственной думе приняли ряд законов, которые снова предоставили руководителю всю полноту власти над рабочим человеком, превратили его в человека подневольного: скажи чуть слово против руководителя, и тебя выгоняют с работы и пр. и пр. Тут ничего нового не предложено, дескать, как были тысячелетними рабами, такими и оставаться, надо всего лишь «поменять кое-какие традиции». И профессор Ясин не оказался одиноким. Популярный артист и режиссер Олег Табаков, выступая по телевидению, поддержал главную мысль профессора: надо бы нам поужаться как-то, а то уж слишком широкая натура у нас. Рабы не могут быть самими собой, они должны быть такими, как им укажут властители.

Ощутимых результатов эти предложения пока не дали, от православия и католицизма люди не отказываются, протестантскую веру русские не приемлют, а уж об иудаизме и говорить нечего, исповедуют его только евреи.

Напрасно «ревизоры национальных ценностей» (Г. Федоров в «Литгазете») призывают «поменять кое-какие традиции», отказаться от русских ценностей как «низкопродуктивных». Россия и прежде всего русские в основном победили фашистскую Германию, а перед этим воспитали целое поколение людей мужественных и прекрасных, которые с таким героизмом били врага, напавшего на нашу страну. Напомню лишь в связи с этим слова генерала Стрельцова из романа М. Шолохова «Они сражались за Родину»: «И какой же народище мы вырастили за двадцать лет! Сгустокчеловеческой красоты!... в быту скромные, простые ребята, не сребролюбцы, не стяжатели, не карьеристы... Любому врагу и вязы свернем и хребет сломаем!» (Шолохов М. А. Собрание сочинений: В Ют. М.: Советский писатель, 2005. Т. 8. С. 74 – 75). Или вот еще одно высказывание М.А. Шолохова: «Символический русский Иван – это вот что: человек, одетый в серую шинель, который, не задумываясь, отдавал последний кусок хлеба и фронтовые тридцать граммов сахару осиротевшему в грозные дни ребенку, человек, который своим телом самоотверженно прикрывал товарища, спасая его от неминучей гибели, человек, который, стиснув зубы, переносил и перенесет все лишения и невзгоды, идя на подвиг во имя Родины» (Там же. Не уйти палачам от суда народов! Т. 9. С. 197-198).

Горько, что этот русский Иван позволил семье Ельциных и их компании раздать все государственное имущество в частные руки, преимущественно сионистские, не без очень серьезной выгоды для себя. Но думаю и надеюсь, что это временное явление.

А в заключение вновь хочу вернуться к началу нашего разговора – о русском национальном характере, о том, что так полно и глубоко отразилось в русской литературе XIX и XX веков – жизнь и характеры русского народа во всей их многогранности и широте, а все это жестоко отрицалось в те же 20-е годы, как только совершилась Октябрьская революция. Иван Майский опубликовал статью «Еще раз о культуре, литературе и Коммунистической партии» (Звезда. 1925. № 1), в которой утверждал, что в русской литературе много, бесконечно много «людей слабых, больных, сомневающихся, с душой «Гамлета Щигровского уезда», Онегин, Чацкий, Лаврецкий, Лиза из «Дворянского гнезда», Рудин, Нежданов, Пьер Безухов, Андрей Болконский, Анна Каренина, Вронский, князь Нехлюдов, Обломов и целый ряд других – ведь это лучшие фигуры нашей классической литературы, фигуры, которые с любовью выписывались художниками, в пользу которых художники стремились «заражать» читателя. И в их пестрой толпе почти ни одного действительно здорового, сильного человека! Лишь изредка мелькнет фигура иного закала, как старик Болконский в «Войне и мире», или Базаров в «Отцах и детях», или Елена в «Накануне», и снова все тот же безвольный, размагниченный человеческий хлам.

И так изображались не только люди дворянской и интеллигентской среды, в тех же тонах рисовалось и крестьянство. Тургенев дал нам пресловутых Хоря и Калиныча, а когда Л. Толстому понадобилось изобразить деревенского мужичка, он нарисовал какого-то «богоносца» не от мира сего в лице Платона Каратаева». «Безвольный, размагниченный человеческий хлам» увидел Иван Майский (настоящая его фамилия – Штейман) в образах, воплощающих в себе лучшие черты русского национального характера. И ничего другого! Иван Майский не понял характеры русских писателей и столь же упрощенно и враждебно их истолковал, точно так же, как Чириков истолковал в 1909 году пьесу Шолома Аша: у нас разная природа, разная душа, разные идеалы, разный национальный характер. Не надо нам навязывать ни того, ни другого, ни третьего...