Марина Шумарина - Язык в зеркале художественного текста. Метаязыковая рефлексия в произведениях русской прозы

Переспрос в монологе имитирует ситуацию общения, служит маркером диалога, в котором при описании опускаются реплики собеседника. Ср.:

Сбитенщики ходят, аукаются в елках: «Эй, сладкий сбитень! калачики горячи!..» В самоварах, на долгих дужках, – сбитень. Сбитень?А такой горячий, лучше чая. С медом, с имбирем, – душисто, сладко. Стакан – копейка (И. Шмелёв. Лето Господне).

Диалогическая цитация (в том числе переспрос) актуализирует семантическую структуру рефлексива, воспроизводя фрагмент чужой речи – объект рефлексии. Переспрос и диалогическая цитация для исследователя служат показателем метаязыкового поиска. Такому поиску соответствует лексическое и интонационное оформление переспроса и цитации: наличие тавтологических компонентов, которые формально создают лексическую избыточность, и интонация «замедления», передающаяся на письме различными графическими (многоточие), синтаксическими (парцелляция, выделение цитаты или диалога в отдельную синтагму, фразу) и лексическими средствами. Ср.:

<���…> тянутся обозы – к Рождеству. Обоз? Ну, будто, поезд… только не вагоны, а сани, по снежку, широкие, из дальних мест. Гусем, друг за дружкой, тянут.Лошади степные, на продажу. <���…> Везут свинину, поросят, гусей, индюшек, – «пылкого морозу». Рябчик идет, сибирский, тетерев-глухарь. (И. Шмелёв. Лето Господне).

Различие между толкованиями в диалоге, включающем переспрос, и в диалоге без переспроса заключается в степени воспроизводимости / творимости метаязыкового комментария. «Замедление» при поиске формулировки показывает, что у говорящего нет готовой дефиниции, он пытается ее составить, производя «молчаливый» анализ объекта, отбирая существенные признаки, облекая толкование в доступную для адресата форму. Быстрая реакция толкователя на вопрос о значении слова напоминает «заученный» ответ, а иногда и является им. Автоматизм воспроизведения, как и положено, снижает уровень осознанности. Ср.:

– Садись на словесность! – бывало, командует взводный офицер <���…> Иван Петрович Копьев. <���…> / – Егоров, что есть солдат? – сидя на столе, задает вопрос Копьев. / Егоров встает, уставляет белые, без всякого выражения глаза на красный нос Копьева и однотонно отвечает: / – Солдат есть имя общее, именитое, солдат всякий носит от генерала до рядового… / – Вррешь! Дневальным на два наряда… Что есть солдат, Пономарев? / – Солдат есть имя общее, знаменитое, носит имя солдата… / – Вррешь. На прицелку на два часа! Не носит имя, а имя носит… Ворронов, что есть солдат? / – Солдат есть имя общее, знаменитое, имя солдата носит всякий военнослужащий от генерала до последнего рядового. / – Молодец Воронов! (В. Гиляровский. Без возврата).

Для обозначения метаязыковой операции выбора наименования из ряда синонимичных используются различные конструкции, в которых вербализуется процесс «авторедактирования», самоисправления, то есть отказа от первоначально выбранного средства выражения и замена его другим. В целом ряде лингвистических работ самоисправления рассматриваются как яркий показатель метаязыковой активности [Зубкова Л. Г, Зубкова Н. Г. 2009: 271, 275–276, 278; Иванцова 2009: 346–348]; в частности, самоисправления в речи детей рассматриваются как свидетельство формирования осознанного отношения к языку [Фрумкина 2001: 119; Wetherby, Alexander, Prizant 1998: 136].

Саморедактирование, которое совершается непосредственно в тексте, отражает поиски слова, наиболее точно выражающего мысль автора. Ср.:

Заботливо во все вникающая и в то же время ни во что не вмешивающаяся Эмма Эрнестовна, его [Комаровского] экономка, нет – кастеляншаего тихого уединения, вела его хозяйство, неслышимая и незримая, и он платил ей рыцарской признательностью, естественной в таком джентльмене <���…> (Б. Пастернак. Доктор Живаго).

Автор не устраняет из текста менее точное, по его мнению, слово экономка, а намеренно оставляет его, имитируя характерную для спонтанной речи вербализацию метаязыкового поиска. Однако имитация живого речемыслительного процесса – не единственная функция этой «правки». Лексические единицы экономка и кастелянша служат здесь объектом сопоставления, автор использует их как средство антитезы. При этом актуализированным оказывается дифференцирующий сегмент значения, не принадлежащий понятийному ядру. Мы имеем дело с «приспособлением структуры отдельного значения слова к условиям конкретного коммуникативного акта, к той или иной коммуникативной задаче высказывания» [Стернин 1997: 82]. Исследователи отмечают, что «значение, реализуемое в коммуникативном акте, несводимо к небольшому числу ядерных сем, выполняющих дифференциальные функции в структуре языка. Оно включает обширную периферию, образуемую семантическими компонентами, которые не выполняют дифференциальных функций в системе лексических оппозиций, хотя оказываются чрезвычайно важными для коммуникации и часто актуализируются в речи» [Там же].