Алексей Татаринов - Пути новейшей русской прозы. Учебное пособие

Нельзя допустить, чтобы современное неприятие литературы, часто объединяющее стратегов российского образования с офисными постинтеллигентами, приблизило нас к миру, в котором художественная словесность окажется делом чудаков, безнадежно оплакивающих смешное прошлое. Литература, ставшая за последние века поистине русским делом, нуждается в защите. Эта книга написана ради ее оправдания.

Я говорю не только о великой – психологической – прозе, в своей ненавязчивой дидактике поддерживающей цветущую сложность существования, спасающей от самой тяжкой депрессии. Есть польза и в риторических, подчас опасных экспериментах, которыми полна литература наших дней. Даже сталкивая с пустотою, льдом и пылью, эстетическая природа состоявшегося произведения знакомит душу с гармонией формы и содержания, с полнотой сюжетно оформленного мира. Протяженность и сила художественного слова – уже вариант терапевтического действия против многих новых болезней, атакующих сознание фрагментарностью, рваной мыслью о том, что бытие – хаотичное сочетание разноцветных лоскутов.

В этой книге много выпадов против конкретных текстов, но всегда – это негодование в рамках общего литературного дела. Новейшие романы и повести, подчас быстро исчезающие в памяти самих авторов, совсем не трудно представить в мусорном потоке, обновляющем словесность едва ли не каждый месяц. У меня другая задача. Если тот или иной художественный текст, подчиняясь временной низости писательской установки, не хочет быть эпосом своего времени, его должен создать опытный читатель – литературный критик, оценивающий совокупность современных произведений как потенциал единого сюжета, сообщающего о главных болях длящегося времени.

Встреча и собеседование с небытием – так я определяю эпос, требующий в калейдоскопических играх разных книг находить движение кризисного сознания. Оно оценивает человека в общении с собственной смертью, приходящей в масках, не допускающих однообразия.

П. Краснов обнаруживает в новейшей истории вирус самоубийства, который входит в хорошего русского человека, не справляющегося с отчаянием. А. Проханов в каждом романе выстраивает эсхатологический сюжет, показывая лучшие силы всех русских империй в противостоянии с коллективным антихристом. В. Лидский и М. Гиголашвили находят садизм и тоску небытия в национальной истории, совмещая при этом сюжеты древности и нового века. Для В. Пелевина злой пустоте рационализма противостоит чистая пустота освобождения от всех уровней внешней власти и внутренней зависимости. Э. Лимонов, повествуя о себе, жене и детях, вдруг начинает вещать о том, что главное небытие – это боги, питающиеся людской энергией и заинтересованные в нашей жертвенности. А. Иличевский показывает интеллигентного мужчину под атакой интуиций, приближающих уничтожение, и пытается создать «сюжет выздоровления». В романах А. Потёмкина черной воронкой предстает особый тип сознания, сочетающий религиозную метафизику, алкоголизм, наркоманию и национальное стремление к самоуничижению. В. Шаров продолжает говорить о том, какая бездна открывается в русской истории там, где наше понимание христианства соединяется с нашим пониманием революции.

Без преувеличения можно сказать, что В. Шаров и А. Проханов, П. Краснов и А. Потёмкин, В. Пелевин и В. Лидский воссоздают логику идей и жизнь героев, приближающих конец мира. Как они оценивают эти действия – другой вопрос, убеждающий, что мы имеем дело с эпосом действительно нового времени: даже те мастера слова, кто мыслит себя категорическим борцом с небытием, оказываются в сфере его сильного влияния. Что делать, это и природа литературы: полюса добра и зла теряют свои жесткие очертания в контексте распространяющихся полутонов.

Новаторской формой и искренним содержанием литературное произведение должно поднимать человека над житейской пылью, убеждая и в реальности бессмертной души, и в необходимости смелого искусства. Заинтересованный читатель, анализируя трансформацию прежних и рождение новых архетипов, не просто переживает эмоции отдельного текста, но следит за формированием сюжета литературного процесса, который не может быть низким. Об этой и других задачах критики в первой главе «Зачем мы пишет о современной литературе?».