Илья Франк - Прыжок через быка

Мы не знаем, кстати, каков был этот разговор на самом деле и был ли он вообще. Известно, что Иисус Христос не мог разговаривать с Никодимом по-гречески, их общение могло быть только по-арамейски (поскольку оба – палестинские евреи). А значит, не было этой игры слов, не было и удивления Никодима, не было и его ответа. Это все неважно, поскольку вообще неважны исторические корни мифа. У мифа нет корней, он не рожден от плоти. Миф живет сам по себе, ни на чем не держась. Это динамическая схема, которая просвечивает через конкретные вещи и события. Или, если хотите, воплощается в них, «распространяется на все живое». И он истинен.

Человек, оказавшись на духовном пути, может в какой-то момент увидеть своего двойника. Почему? Представьте себе это так: человек склоняется над «первоосновой жизни», как над водной гладью, – и видит себя, словно в зеркале. Он видит себя как бы находящимся в этой «первооснове», слитым с ней. Это довольно страшно: человек уже не принадлежит себе, он не замкнут в своем теле, в своем «я», он видит, как его образ колышется, искажается водной рябью или волнами, стоит только подуть ветру. Он слит с «первоосновой жизни», но слит ценой своей смерти. Он видит себя расчленяемым, расчлененным. Вспоминается опять же Евангелие: «Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода». Об этом можно прочесть и в сочинении Григория Сковороды «Нарцисс. Рассуждение о том: узнай себя»: человек наклоняется над водой и видит себя как «точного человека». Сравните с тем, что мы встречали у Данте: «Глаза к ручью склонил я…»

Караваджо. Нарцисс. 1594–1596 годы

Примечательно, что о Нарциссе заходит речь и в начале романа Германа Мелвилла «Моби Дик, или Белый кит»:

«Почему всякий нормальный, здоровый мальчишка, имеющий нормальную, здоровую мальчишечью душу, обязательно начинает рано или поздно бредить морем? Почему сами вы, впервые отправившись пассажиром в морское плавание, ощущаете мистический трепет, когда вам впервые сообщают, что берега скрылись из виду? Почему древние персы считали море священным? Почему греки выделили ему особое божество, и притом – родного брата Зевсу? Разумеется, во всем этом есть глубокий смысл. И еще более глубокий смысл заключен в повести о Нарциссе, который, будучи не в силах уловить мучительный, смутный образ, увиденный им в водоеме, бросился в воду и утонул. Но ведь и сами мы видим тот же образ во всех реках и океанах. Это – образ непостижимого фантома жизни; и здесь – вся разгадка».

Этот «мучительный, смутный образ» Карл Густав Юнг называет «Тенью». И смутный не потому, что слабый, а потому, что загадочный. Некоторые люди испытывали очень сильное ощущение «Тени», в том числе и ваш покорный слуга. Причем вскоре после встречи с, условно говоря, Изидой. Я почувствовал, как меня облекла какая-то темная фигура, я словно оказался помещенным в большой футляр. Это было ночью, но я не спал. Эта фигура обладала какой-то бесконечной силой, и вся она была усыпана глазами, как тело Аргуса (сравните с бликами на морской поверхности). Это продолжалось несколько минут и было совсем не прикольно, а очень жутко. И все же я чувствую, что мне передалась тогда часть этой силы.

Гильгамеш перед встречей с Энкиду видит вещий сон, в котором Энкиду (по сути, его Тень) предстает ему как камень:

Мать верно толкует сон, затем происходит встреча in real life, Энкиду побеждает Гильгамеша:

Сравните, кстати, с Библией:

«И остался Иаков один. И боролся Некто с ним до появления зари; и, увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его и повредил состав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним».

Я не знаю, видел ли Пушкин свою Музу наяву (скорее всего, видел), но я уверен, что он встречался с «Тенью». В своих произведениях Пушкин многократно и разнообразно использует опыт этой встречи. Вот «Руслан и Людмила»: