Е. Назарова - Рыцари Круглого стола. Мифы и легенды народов Европы

И точно, река услышала мольбы его, и судно их преспокойно спустилось по водопаду, не зацепив ни за один из порогов. Но вот уж и водопад, и пороги давно остались позади, а судно вдруг обо что-то стукнулось и остановилось, словно глубоко врезавшись в мель своим острым носом. Напрасно Ильмаринен, и Леминкайнен, и все их спутники напрягали свои силы, упираясь крепкими веслами в песчаное дно реки, напрасно сам Вейнемейнен пытался своротить свое судно рулем в сторону, оно оставалось совершенно неподвижным.

– Что за чудо такое? – заговорил наконец Вейнемейнен. – Да взгляни ты под судно, Леминкайнен, на что мы там наткнулись? На пень ли, на камень, что ли? Ведь уж сколько времени сдвинуться с места не можем!

Леминкайнен недолго думал: как был, так и махнул было в воду, только меч выхватил из ножен на всякий случай; но Ильмаринен обеими руками ухватился за него и принудил остаться на судне, сказав:

– Куда ты суешься, безрассудный! Разве знакома тебе здешняя пучина? Или жизнь уж тебе очень дешева показалась? Ты и отсюда, не бросаясь в воду, можешь видеть, на что именно натолкнулось наше судно носом!

И оба, перевесившись через край лодки, стали внимательно всматриваться в темные волны. Что же они увидели? Под лодкой лежала громадная щука и очень спокойно дремала: в ее-то жирную спину врезалось носом судно Вейнемейнена, а щука этого и не почувствовала, как будто вовсе не о ее спине и дело шло! Рассказали они Вейнемейнену про это великое чудо, а тот только посмеивается:

– Рубите, – говорит, – ее на куски, не то долго не удастся нам сдвинуться с места.

Стали они оба рубить щуку своими мечами, да только напрасно тратили силы, напрасно тупили оружие свое о стальную чешую водяного чудовища.

– Видно, до меня, старого, доходит очередь, – сказал Вейнемейнен, вынул свой меч (а он вынимал его редко), вонзил глубоко в широкую спину громадной щуки, вытащил ее разом из-под киля и швырнул вверх с такой силой, что она, падая и ударившись о край судна, распалась сама собой на несколько кусков, из которых одна только голова попала в судно, а все остальные, как ключ, пошли ко дну.

Ну уж, что же и за голова была у этой щуки! Когда ее распластали, присолили и положили в котел с водой, так вышла из нее одной чудесная уха для Вейнемейнена, Ильмаринена, Леминкайнена и для всех их бесстрашных товарищей, да еще на дне судна осталась целая куча костей. Посмотрел на эти кости Вейнемейнен, вытащил из кучи их огромные челюсти чудовищной щуки да и говорит:

– А что, други, ведь из этих челюстей, я думаю, можно что-нибудь и путное сделать?

– Что из них сделаешь?! – отвечал простодушно Ильмаринен. – Я вот и на все руки мастер, а из этого не возьмусь ничего сделать. Только на то и годятся челюсти щуки, чтобы бросить их в воду и ломать себе понапрасну голову над тем, что бы из них можно было выделать.

– Да и в самом деле куда они годятся? Бросить их! – повторили вслед за кузнецом все, кроме мудрого Вейнемейнена.

– Нет, не следует бросать то, из чего можно смастерить хорошую вещь; коли вы не беретесь, так я и сам сумею из этих челюстей сработать изрядные гусли.

И стал он точно мастерить гусли из челюстей щуки; недолго работал, а прочно сделал: вышли гусли хоть куда, даже и на вид красивые. Всем показывал их Вейнемейнен, всех просил показать на них свое искусство, сыграть хоть что-нибудь, хоть самую малость. Все брались, да никому не удавалось извлечь ни одного звука из безмолвных струн, потому что никто не умел обращаться с ними как следует. И решили все опять в один голос, что никуда не годятся новые гусли, что стоит их только в воду бросить.

Вдруг на это прозвучали им гусли:

Все подивились тому, что гусли сами так неожиданно заговорили, и тотчас же передали их в руки мудрого певца финнов.

Он принял от них гусли, потом могучей рукой повернул судно к берегу, вышел на мягкий лужок и приготовился играть. Вот уставил он один край гуслей в колено, быстро перебрал струны их сперва одной, а потом другой рукой, потом остановился на минуту в раздумье и вдруг ударил по струнам! В одно мгновенье гусли словно ожили, словно сами от себя заговорили, запели, затянули песню, лучше которой никто еще не слыхивал ни одной песни в целом свете! Звучащие струны и пальцы, быстрее молнии бегавшие по ним, как будто понимали друг друга, будто заранее давно уж согласились, какую именно песню будут выполнять, – так звучно, так стройно лилась она, слетая с дивных гуслей и разносясь далеко по всей окрестности… И что же за радость, что за веселье вселилось во всю природу, окружавшую дивного певца! Вот бегут со всех сторон люди, и старый с клюкой, и малый, на палочке верхом, и холостые, и женатые, и молодые, и бородатые. Все спешат, все теснятся, все внимательно преклоняют ухо к неслыханным доселе звукам.