Сергей Кавтарадзе - Анатомия архитектуры. Семь книг о логике, форме и смысле

Рис. 4.20. Фасад церкви Сан-Франческо делла Винья. Архитектор Андреа Палладио. 1562–1572 гг. Венеция, Италия [131]

Как и Платон, пифагорейцы чувствовали, что мир заключен в Едином. Однако они нашли и то, что связывает части творения между собой и с божественным целым. Это, с их точки зрения, числа, существующие сами по себе и организующие бесформенное и беспредельное в стройную систему. Более того, следуя научной моде того времени, подразумевавшей обязательные поиски начала всех вещей, Пифагор таковым объявил именно число, а не воду, воздух или предвечную бесконечность, как мудрецы до него.

Рис. 4.21. Арифметика (Пифагор, изучающий звучание молотков в зависимости от массы). Скульптор Лука делла Роббиа. 1437–1439 гг. Музей собора Дуомо (Museo dell'Opera del Duomo). Флоренция, Италия [132]

Как известно, числа – это не только возможность сосчитать количество чего-то, но и средство определить пропорции между любыми величинами. В этом кроется могущество числа в борьбе за упорядочение мира. Вслед за Гераклитом пифагорейцы полагали, что правильный способ преодоления фатального противостояния противоположностей, таких как предел и бесконечность, четное и нечетное, единичное и множественное, мужское и женское, правое и левое, это не примирение противоречий, но достижение гармонии, поддерживающей их сосуществование в напряженном равновесии. Правильная гармоничная пропорция, таким образом, и есть средство сохранения мира в единстве всех его частей (в том числе и не дружных друг с другом) и целого.

И все же, в чем выражаются эти прекрасные пропорции, когда речь идет о мироздании в целом? Откуда отсчитывать и что, собственно, считать? На помощь приходят небесные сферы с прикрепленными к ним светилами и планетами. Они, в представлении пифагорейцев, движутся с разными скоростями, обратно пропорциональными их удаленности от центра. При этом каждая сфера издает прекрасный звук, тем более высокий, чем выше скорость вращения. Звуки сливаются в гармоничные аккорды, в небесную музыку, столь изумительную, что нам, простым смертным, услышать ее не дано. Не имея представления о звуковых волнах, да и вообще ни о каких, кроме волн родных морей, Пифагор и его ученики сумели, тем не менее, применить математику к определению приятных уху созвучий. Так, проведя многочисленные эксперименты, они выяснили, что если взять две одинаковых струны и одну из них зажать посередине, то разница в высоте звуков будет составлять как раз октаву. Отношение в две трети даст квинту, в три четверти – кварту. Тех же результатов можно добиться, экспериментируя с массами молотов в кузне, с сосудами, наполненными водой на треть и наполовину, с отверстиями на флейте (возможно, Гамлет, утверждая, что на нем нельзя играть, как на флейте, демонстрировал и свою осведомленность в области античной философии).

Рис. 4.22. Франкино Гафури. Теория музыки. Иллюстрация к трактату. 1492 г. Национальная библиотека Браиденсе. Милан, Италия [133]

Лас Гермионский, с которым согласны последователи пифагорейца Гиппаса из Метапонта, полагая, что частота колебаний, от которых получаются консонансы, соответствует числам, получил такие соотношения на сосудах. Взяв равные по объему и одинаковые по форме сосуды и один из них оставив пустым, а другой наполнив водой наполовину, он извлекал звук из того и другого, и у него выходила октава. Затем он оставлял один сосуд пустым, а второй наполнял водой на одну четверть, и при ударе у него получалась кварта. Квинта получалась, когда он заполнял второй сосуд на одну треть. Таким образом, отношение пустоты одного сосуда к пустоте другого составляло: в случае с октавой – 2: 1, с квинтой – 3: 2, с квартой – 4: 3.

Таким образом, предлагая применить в церкви Сан-Франческо делла Винья простейшие пропорции (конечно, не только в очертаниях нефа, но и во всем объеме здания), Франческо Джорджи рассматривал храм как музыкальный инструмент, играя на котором архитектор добивается консонанса с прекрасной музыкой Вселенной. Эти же соотношения легко заметить и в других произведениях эпохи Возрождения, в частности у Палладио.