Николас Тинберген - Мир серебристой чайки

Эти крики оказывают иемедленное и очень сильное воздействие на других чаек. При первом же признаке тревоги насиживающие чайки вытягивают шеи, и достаточно малейшего повода, чтобы они встали с гнезда и отошли от него или улетели. Такая пугливость у насиживающих чаек, песомненно, связана с тем, что окраска самих птиц на суше демонстративная, тогда как у яиц она покровительственная. Сравнение различных видов птиц показывает, что существует определенная взаимосвязь между пугливость") на гнезде и окраской птицы и (или) ее яиц. Это можно проиллюстрировать, сравнив в качестве двух крайностей серебристую чайку (а также других чаек и крачек) с козодоями. Яйца козодоя имеют довольно броскую окраску, зато окраска самой птицы — воплощение идеальной маскировки. Поэтому козодой обычно сидит в гнезде до последней секунды. Разумеется, взаимосвязь эта не абсолютна, поскольку тут действует еще целый ряд факторов, но мне представляется несомненным, что между пугливостью на гнезде и окраской взрослых птиц существует определенное соотношение.

Реакция серебристой чайки на крик тревоги носит врожденный характер. На него реагируют даже птенцы, только что увидевшие свет. Кроме того, существует определенная связь между различиями в интенсивности самого крика тревоги и реакции, которую он вызывает. Малоинтенсивный крик "хихихи" вызывает у окружающих чаек только легкое беспокойство. Когда же чайка пугается внезапно (например, если наблюдатель неожиданно выйдет из укрытия), она взлетает с пронзительным "кийю", за которым следуют торопливые серии "хахахаха". Все это вызывает мгновенную панику среди окружающих птиц, даже среди тех, кто сам опасности не заметил.

Утверждение, что реакция на крики тревоги является врожденной, вовсе не означает, будто опыт не играет тут никакой роли. Нет, опыт может воздействовать на интенсивность реакций. Как-то я достаточно долго наблюдал из укрытия за группой гнезд и хорошо узпал характер многих птиц. Меня удивляло равнодушие, с каким воспринимались крики тревоги некоторых из них. Вскоре я убедился, что большинство обитательниц этих гнезд не обращало никакого внимания на очень нервных и пугливых чаек, которые имели обыкновение кричать по самому незначительному поводу, но если крик тревоги испускала птица, известная нак "надежная" соседка, к нему всегда относились серьезно. Иными словами, чайки научаются разбирать, чьи крики тревоги означают реальную опасность, а чьи — нет или, во всяком случае, не требуют немедленной реакции. По-моему, это процесс научения весьма высокого порядка.

Изучение криков тревоги позволило установить еще один крайне интересный факт. На острове Терсхеллинг серебристые чайки гнездятся вместе с клушами. Когда я посещал эту колонию, меня всегда поражало, насколько внешне непохожи их реакции. Серебристые чайки обычно реагировали на наше присутствие криками "хахаха", иногда перемежавшимися пронзительными "кийю", клуши же, как правило, кричали "кийю", а "хахаха" испускали лишь в редких случаях. У клуши оба крика звучат гораздо более хрипло, чем у серебристой чайки, но нет ни малейших сомнений, что это одни и те же сигналы, только соответствуют они разным степеням опасности. Поскольку оба вида очень близки, такой факт проливает некоторый свет на возможное развитие поведения в процессе эволюции. Разделение на подвиды, а затем и па виды у этого "надвида" привело не только к развитию различий в топе всех криков, но и к смещению порогов двух степеней интенсивности одной и той же реакции. Логично предположить, что в дальнейшем это развитие приведет к появлению двух видов с абсолютно разными криками тревоги: серебристая чайка может потерять "кийю", а клуша — "хахаха".

Надеюсь, мне удалось показать, что период насиживания позволяет выявить ряд проблем как в поведении, так и в общественной жизни птиц, решать которые можно с помощью наблюдений и полевых опытов. Мы в своей работе значительной части этих проблем коснулись лишь слегка, и потому мое сообщение скорее можно назвать тезисами будущей программы, а не изложением результатов.

Хищничество у серебристой чайки представляет интерес в нескольких отношениях. Почти все серебристые чайки едят яйца, если могут добраться до них без особого труда. Стоит яйцам открыто гнездящихся птиц, вроде чибиса, кулика-сороки или обыкновенной гаги, остаться без присмотра, как серебристая чайка, подобно вороне, немедленно их съедает. Обычно она проделывает это на месте, но иногда уносит яйцо, беря его в клюв, в отличие от вороны, которая проклевывает в скорлупе дырочку, всовывает в нее подклювье, закрывает клюв и улетает, ловко держа яйцо дырочкой вверх, чтобы не потерять ни капли драгоценного содержимого.