Авишай Маргалит - Достойное общество

Правило искусства достойного общества гласит, что создаваемые и распространяемые в нем произведения искусства ни у кого не должны вызывать обоснованное чувство унижения. Контраргумент, основанный на том, что высокое искусство подчас даже оправдывает унижение, является ошибочным. В лучшем случае можно говорить о величии унижающего по своему содержанию произведения искусства как о смягчающем обстоятельстве при его моральной оценке. Величие такого творения смягчает критику в его адрес, но никак не отменяет правило о недопустимости унижения. Общество, порождающее произведения искусства, в которых проповедуется пренебрежительное отношение к отдельным личностям или группам людей, не может считаться цивилизованным вне зависимости от качества этих произведений. Когда же это унижение через искусство поддерживается еще и на институциональном уровне – посредством выдачи субсидий, например, – такое общество вдобавок нельзя назвать и достойным.

До сих пор мы сужали рассматриваемую проблематику, постепенно переходя от природы культуры достойного общества в целом к более конкретному вопросу о необходимости ограничительных норм в области высокой культуры такого общества. Термин «культура» нередко используется в значении «высокая культура». Его противоположностью является отсутствие культуры или вульгарность. Не стремясь ограничить понятие культуры рамками элитарности, я вместе с тем выступаю против популистского размывания понятия высокой культуры. Это размывание основывается на доводе о том, что разделение культуры на высокую и низовую – скорее результат классовых, а не внутрикультурных противоречий. С популистской точки зрения суть такого разделения не в качественной разнице между двумя типами культуры, а в «классовой» предвзятости. Как бы там ни было, вокруг понятия культуры всегда ведется много споров, и я не вижу необходимости ввязываться в них на страницах данной книги.

В первую очередь нам следует разграничить понятия культурных институтов и культурного содержания. К числу культурных институтов относятся образовательные учреждения (например, школы), средства массовой информации (например, газеты и телевидение), издательства, исторические архивы, музеи, театры и т. п. К содержанию же культуры относится все, что создается, сохраняется, передается, цензурируется, забывается и запоминается обществом и теми его институтами, которые оперируют подобного рода информацией.

Таким образом, основной вопрос касательно культуры достойного общества подразделяется на два. Первый вопрос – каким должно быть культурное содержание достойного общества? Какие ограничения (в случае необходимости таковых) должны применяться к содержанию культуры, чтобы та могла считаться культурой достойного общества? И второй вопрос – какие ограничения (в случае необходимости таковых) должны налагаться на культурные институты достойного общества? Эти вопросы тесно взаимосвязаны: к примеру, если в соответствии с нормами достойного общества театральные пьесы не должны унижать чье-либо достоинство (проблема, относящаяся к содержанию культуры), то следует ли культурным институтам урезать субсидии на постановку пьес с оскорбительным содержанием (таких, как фасбиндеровская «Der Mull, die Stadt, und der Tod», которую евреи Германии в свое время сочли таковой)?

Против отделения культурного содержания от культурных институтов можно возразить на том основании, что оно искажает само понятие культуры. Ведь говоря о культуре, мы говорим скорее не о содержании, а о формах и возможностях его выражения. Культура являет собой продолжение концепции языка: она включает в себя целую систему символов и знаков, используемых обществом для самовыражения. Ведь язык определяется не тем, что конкретно он выражает, а тем, что может быть выражено посредством него. Точно так же и культура, будучи системой символов, знаков и возможностей их сочетания, не может и не должна определяться через конкретное содержание. По своей природе культура семиотична, то есть является продолжением понятия языка применительно к системам знаков и символов в целом.

Я убежден в пустоте формального определения культуры, поскольку любой естественным образом сложившийся язык в принципе позволяет «говорить обо всем, о чем угодно», ну или почти обо всем. Нам следует рассматривать символы в их непосредственном применении, а не через призму того, что они в принципе могут выражать. Еврейское сообщество обладало набором средств выражения, достаточным не только для сравнения евреев с неевреями, но и, скажем, греков с варварами. Однако если в первом случае соответствующий инструментарий был всегда наготове и часто применялся в еврейском дискурсе, то проблема культурных различий между варварами и греками никогда не играла в нем существенной роли. Таким образом, интересующий нас вопрос сводится не к тому, что потенциально способен выразить язык культуры как знаковая система, а к тому, что он в действительности выражает, в особенности в отношении людей – как отдельных, так и объединенных по групповому принципу. В британском английском есть множество нелицеприятных идиом, связанных с голландцами – например, «голландское утешение» (Dutch comfort) в значении «скоро все станет еще хуже»; или «быть храбрым как голландец» (Dutch courage), в значении «расхрабриться под воздействием алкоголя»; или «голландская вдовушка» (Dutch widow) в значении «шлюха»; а также целый ряд им подобных. Очевидно, что все эти выражения появились в ходе длительного военно-морского и торгового соперничества между Британией и Голландией. Здесь можно возразить, что влияние этих выражений на современное отношение британцев к голландцам минимально. Однако подобные выражения вполне могут быть использованы с целью активного воздействия на восприятие образа «другого». В любом случае, когда речь заходит о символах, определяющих собирательное представление о ком или о чем-либо, имеются в виду именно активные символы. Причем они остаются таковыми, даже будучи отнесенными к разряду клише и стереотипов мышления.