Авишай Маргалит - Достойное общество

Обоснование уважения к человеку с позиции радикальной свободы очевидным образом сталкивается с вопросом о том, являются ли люди свободными в радикальном понимании этого слова. Б. Ф. Скиннер справедливо связывает понятие достоинства с понятием свободы, только вот поддержание достоинства требует неоправданного, с его точки зрения, количества свобод. По мнению Скиннера, разница между свободой и несвободой сводится к разнице между скрытым и явным подкреплением. В первом случае сторонним наблюдателям сложнее проследить связь между стимулом и ответной реакцией, но в обоих случаях ответные реакции людей контролируются системой подкрепления. Скиннер считает достоинство как свободу от стимулирующих мер не более чем иллюзией. Самое большее, к чему можно стремиться, так это к замене стимулов негативных и неприятных стимулами явными и позитивными. В этом и заключается единственное отличие антиутопии, описанной в романе «1984», от утопии, представленной в «Уолдене Два».

По Скиннеру, идея достоинства иллюзорна и строить на ней социальные теории опасно. Вместо нее, считает он, желаемое общество должно строиться на позитивном подкреплении. Разница между свободным человеком и рабом заключается в природе движущих ими стимулов: первый испытывает удовольствие от позитивного подкрепления, тогда как второй страдает от негативного. «Перерождение» человека, ведшего греховную жизнь, является не актом его доброй воли, а результатом подкрепления. Кающийся в своих злодеяниях Альберт Шпеер ничем принципиально не отличается от Алекса из «Заводного апельсина», который подвергается жестокой процедуре перевоспитания с применением сложного оборудования. Разница между ними в том, что в случае со Шпеером мы не можем видеть явных стимулов к раскаянию, тогда как в случае с Алексом они налицо. Но только и всего. Возможность радикально поменять модель поведения в будущем является следствием подкрепления, а не выбора. Таким образом, эта возможность не может служить оправданием человеческого достоинства.

Значение качества, которое я предлагаю в качестве оправдания уважения к каждому человеку в отдельности – наличие способности менять свою жизнь, – зависит от ответа на вопрос о том, наделены ли люди такой способностью. Но можно сказать, что сам поиск оправдания уважения к людям предполагает ее наличие, так как способ обоснования, включающий похвалу и порицание, подразумевает, что люди могут вести себя иначе. Это значит, что, если я ошибаюсь в своем предположении касательно наличия у людей необходимой для оправдания уважения к ним свободы, моя ошибка заключается не только в выборе оправдывающего качества, но также и в допущении возможности обосновать что-либо вообще в области морали.

Имеется и более серьезный аргумент против оправдания уважения к людям на основании их способности раскаиваться: такое оправдание не удовлетворяет требованию, гласящему, что уважительное отношение не должно основываться на качестве, которое может быть использовано во зло. Однако если обосновывающее качество – это способность радикально изменить собственную жизнь посредством раскаяния (или, иными словами, человеческая способность действовать свободно), то она может быть применена двояко: для изменения жизни как к лучшему, так и к худшему. На примере толстовского отца Сергия мы можем проследить движение в обоих направлениях в рамках одной жизни. Сосредотачиваться лишь на одном из них, а именно на изменении жизни к лучшему – значит совершать ту же ошибку, что и многие другие, кто пытался найти качества, которые бы оправдали уважение к человеку, но оставлял без внимания потенциальные негативные стороны этих качеств.

Критика способности раскаиваться как обосновывающего уважение к человеческим существам качества во многом справедлива. И все же это качество обладает особенностью, отличающей его от других перечисленных Кантом, включая способность вести нравственный образ жизни. Способность к раскаянию напрямую относится к условиям, когда проблема человеческого уважения наиболее остра, а именно к тем случаям, когда люди встают в своей жизни на путь зла.

Для начала рассмотрим более простой случай человека, который ведет нравственный образ жизни и которого, очевидно, можно за это уважать. Было бы странно отказывать такому человеку в уважении единственно потому, что он способен перестать жить нравственно и вместо этого переключиться на порочный образ жизни. Тот, кто живет нравственно, заслуживает уважения скорее за реальное достижение, нежели за некую присущую ему потенциальную способность. В качестве достижения нравственный образ жизни устанавливает презумпцию того, что ведущий его человек и дальше будет жить по тем же достойным принципам, если не будет доказано обратное. Такая презумпция приобретается путем собственно проживания жизни в нравственном ключе. Она не дана человеку от рождения, подобно кантовской способности вести нравственную жизнь, но скорее является следствием приложенных и прилагаемых им усилий.