Александр Бикбов - Грамматика порядка. Историческая социология понятий, которые меняют нашу реальность

Так, доля государственных расходов по статье «Фундаментальные исследования и содействие НТП» с 3,86 % в 1991 г. последовательно сокращалось до 1,6 % в 1996 г., а общие затраты на научно-исследовательские разработки из различных источников составляли в 1991 г. 66,9 % от уровня 1990 г. и колебались в пределах 22,5–30 % вплоть до 1999 г. (на основе данных из: Наука и технологии в России. Прогноз до 2010 года / под ред. Л. М. Гохберга, Л. Э. Миндели. М.: ЦИСН, 2000. С. 90, 93; Квалифицированные кадры в России. М.: ЦИСН, 1999. С. 238; Наука в России: 2001. Официальное издание. М.: Госкомстат, 2001. С. 70; Кузнецов Ю . Финансирование гражданской науки в России из федерального бюджета: положение дел и основные проблемы // Отечественные записки. 2002. № 7. С. 108).

Помимо прочего, это выражается в крайне незначительном числе межинституциональных исследовательских и образовательных проектов.

Включая создание уже упоминавшихся междисциплинарных ассоциаций: «Спасем исследования» (SLR) и «Спасем университет» (SLU), которые с 2009 г. вели совместную активность.

Орган, созданный преподавателями, куда Общие собрания учебных заведений поначалу 46 из 80 действующих во Франции государственных университетов делегировали по два преподавателя. Позже представительство было расширено до пяти делегатов, включая представителя от технического персонала и представителя от студентов, уже от 67 университетов и 12 других учебных заведений.

Создана в 2003 г.

См., например, упомянутое обозначение «либерального крыла профессионального сообщества» в биографической статье о Владимире Ядове (Социологи России и СНГ XIX–XX вв. М.: Эдиториал УРСС, 1999. С. 354).

Эта тенденция приобретает явную форму во второй половине 2000-х годов, особенно масштабную с конца 2008 г. – с одновременным уменьшением минимальных доходов в образовательном секторе и отменой общенациональной тарифной сетки для государственных служащих: отныне от 30 до 50 % фонда зарплаты каждого заведения поступает в непосредственное распоряжение руководства, которое самостоятельно перераспределяет эти средства между сотрудниками на основе оценки их «эффективности».

Согласно анкетному опросу, проведенному в середине 2000-х, 41 % из 205 опрошенных социологов (из которых 70 % работали в системе высшего образования) сообщили, что проводят исследования на средства российских заказчиков, и около 20 % – зарубежных заказчиков ( Климов И . Социальный состав и профессиональные ориентации российских обществоведов // Социальная наука в постсоветской России / под ред. Г. С. Батыгина, Л. А. Козловой, Э. М. Свидерски. М.: Академический проект, 2005. С. 203–206).

Попытки заново вписать социологию в «государственные интересы» и «приоритеты» возобновляются администраторами институций и руководителями проектов, самое позднее, в середине 1990-х. Они характерны не только для почвеннического полюса (Институт социально-политических исследований), но и для вполне умеренных в политическом и профессиональном отношении позиций, представленных на рынке опросов и консультирования, а также академической экспертизы. Так, предвыборные выступления на пост директора Института социологии РАН в 2000 г., по меньшей мере у двух из трех кандидатов, Леокадии Дробижевой и Валерия Мансурова, строились вокруг идеала превращения Института в государственный экспертный центр.

Как можно видеть по публикациям середины 1990-х, позиция «неприменимости» западных теорий выстраивалась на совсем иных политических допущениях, далеких от тезиса о национальной исключительности: «Государство казарменного социализма, существовавшее в нашей стране, резко отличалось от развитых капиталистических стран, и уже в силу этого многие теории и рецепты западных социологов оказывались не применимы в наших условиях» ( Аитов Н. А . История с историей социологии // Социс. 1997. № 3. С. 140). Строго говоря, профессиональная нелегитимность полного отрицания «западной теории» вписана во всю не слишком обширную генеалогию российской (включая советскую) социологии: от ключевых обстоятельств «рождений» и «возрождений» дисциплины в 1960-х и 1980-х годах, недвусмысленно привязанных к «западному опыту», до постоянного спроса на реферативную работу, принимающую все более дифференцированные формы, но продолжающую сохранять свои индикативно-предписательные функции. О том, что даже наиболее «патриотически» настроенные авторы вынуждены считаться с этой логикой, возможно, еще ярче, чем научные тексты, свидетельствуют произведенные ими учебники. Это хорошо прослеживается по одному из наиболее распространенных, по институциональным причинам, учебников : Добреньков В. И., Кравченко А. И . Социология: в 3 т. М.: ИНФРА-М, 2001. Защита его авторов от возможных обвинений в непрофессионализме в неявном виде содержится уже в библиографии к первому «теоретическому» тому: из 437 единиц 116 – источники на английском языке, еще 44 – переводные. При этом иллюзия исчерпывающей полноты, подкрепленная отсылками к «классическому наследию» и намерением «кратко изложить воззрения классиков социологии» (т. I, с. 281) маскирует факт использования различных версий американской социологии, которые доминируют в общей структуре тома и в библиографии, в качестве парадигмального образца дисциплины в целом. В этом отношении крайне показателен раздел 2.2 «Современный этап социологии»: он исключает упоминание таких цент ральных в современной европейской социологии фигур, как, например, Норберт Элиас, Пьер Бурдье или Ален Турен (подраздел «Общие особенности этапа» путем простого перечисления школ заключает всю современную социологию в политические границы США); тогда как центральное место занимает фигура Парсонса, вслед за которой в число основных направлений попадают «экзистенциальный менеджмент» и выдуманная «школа “ультрадетальных эмпирических исследований”». Двойной разрыв авторов с декларацией собственных намерений: неявный отказ «золотому фонду отечественной социологии» в статусе современного и столь же неявное включение американских маргинальных ответвлений в число центральных, – представляет собой иную форму предпринятого в целях безопасности смешения классификаций, призванного обойти рискованные крайности как явного превознесения американской социологии, так и не менее явного отказа российской социологии в ее оригинальности.