Ряд социологов, работавших в советских институциях, указывали (в интервью со мной и в различных публикациях), что «в целом не было никакой проблемы» при доступе к зарубежной литературе, хранившейся в библиотеках под грифом «ДСП». При этом большинство из них были членами бюро ячеек комсомола или партии, вели административную или «общественную» работу, т. е. уже принадлежали к категории сотрудников, имеющих привилегированный доступ к режимным фондам и, как следствие, к зарубежным источникам. Если кто-то на время утрачивал ДСП-доступ или получал отказ в выдаче конкретной книги/статьи (в частности, из-за несоответствия ее содержания заявленной тематике исследований), искомую публикацию, порой заранее цензурированую сотрудниками спецотдела, мог взять для него более высокопоставленный или не утративший лояльной репутации сотрудник. Иными словами, при относительной простоте коллективного доступа к зарубежным публикациям и преодолимости ограничений в основе индивидуальных ограничений лежали критерии служебной лояльности.
Интервью с Андреем Здравомысловым 29.05.2004.
Ряд данных почерпнут из интервью в сборнике «Российская социология 60-х годов…», из интервью автора с Андреем Здравомысловым, а также из публикации серии интервью Дмитрия Шалина с Игорем Коном 1990–1996 гг. (, последний доступ 20.03.2013).
Подробнее см. в гл. VII наст. изд.
Попытки социологической профессионализации посредством теории, комплементарной догматическому марксизму, обнаруживала структурное подобие с описанным мною ранее позиционной логикой «молодых» философов того же периода, которые противопоставляли догматике диалектического материализма техническую компетентность в области истории философии.
Интервью с Ю. А. Левадой // Российская социология 60-х годов… Подобная игра на концепт уальной неразличимости порой подается сегодня самими социологами 1960-х как попытка мирного обновления взгляда на позднесоветское общество. Не исключено, что эта задача и совпадает с некоторыми из их исходных установок того периода, несмотря на все риски ретроспективного самоистолкования. При этом удивительным и весьма красноречивым остается, во-первых, отсутствие иных сколько-нибудь серьезных теоретических влияний на систему социологических классификаций, во-вторых, исключительная жизнеспособность этого компромиссного образования, пережившего политический режим, при котором оно могло выполнять такую функцию.
Такие интеллектуальные казусы, как рубрика ответов на «письма трудящихся» о смысле социологических понятий, содержании публикаций и т. д., – в единственном дисциплинарном журнале советского периода «Социологические исследования» (основан в 1974 г.) – лишь усиливают своеобразие этого жанра.
Учредительная фигура партийного деятеля и академика-экономиста Алексея Румянцева, который сыграл важную роль в институциализации дисциплины, став первым директором Института конкретных социальных исследований, может служить особенно яркой иллюстрацией этой двойственности на высоком иерархическом уровне.
Выбор «настоящих профессионалов» в пользу методологий Парсонса и Лазарсфельда – в оппозиции ортодоксальному марксизму – в целом следует этому императиву. Пример советской медиевистики, приводимый выше, дает представление о более последовательной реализации той же логики.
В отличие от множества кулуарных форм утверждения академической иерархии, это состязание получает публичное выражение в форме дискуссий о «предмете социологии», регулярно возобновляемых на страницах «Вопросов философии», «Социологических исследований» и в предисловиях к монографиям по социологии и историческому материализму на протяжении 1950–1980-х годов.
См. краткое описание того, как демократические «изобретения» конца 1980-х годов в Академии наук, такие как сменяемость руководства, фиксация верхней возрастной планки для руководящих должностей, передача власти научным коллективам, уже в начале 1990-х устраняются из уставов и практики РАН (см. гл. VI наст. изд.).
См. итоговые версии Уставов Академии наук (в частности, последний доступен на сайте www.ras.ru). Единственный пункт (№ 3), где употребляется понятие «самоуправления», определяет сферу бюрократической компетенции и принципиально не содержит отсылок к процедурной коллегиальности: «Российская академия наук является самоуправляемой организацией, которая проводит фундаментальные и прикладные научные исследования по важнейшим проблемам естественных, технических, гуманитарных и общественных наук и принимает участие в координации фундаментальных научных исследований, выполняемых научными организациями и образовательными учреждениями высшего профессионального образования, финансируемых за счет средств федерального бюджета» (2007).
Читать дальше