Виктор Смирнов - Гражданственность и гражданское общество

Итак, согласно Дионисию, иерархия — это отражение божественного порядка в субъектах, стремящихся уподобиться божественному. Как следствие, иерархия в оригинальном виде может мыслиться как последовательность элементов, уровней, расположенных от высшего к низшему. Именно так и в Византии, и в России (в том числе и в СССР) выстраивалась властная вертикаль. Легитимность власти распространялась не от низшего к высшему (согласно принципу субсидиарности), а, наоборот, от высшего к низшему, что и предполагает иерархия. Царь (император) освящал и придавал легитимность князьям и вельможам, и так, сверху вниз всему общественному организму. Впрочем, и высшая власть точно так же получала легитимность сверху, от начальной, высшей точки иерархии, от Бога как абсолютного источника легитимности. В советскую эпоху таким источником легитимности стала идея коммунизма.

Иначе дело обстояло на Западе, начиная с Нового времени. Само понятие иерархии потеряло свой сакральный смысл и было поставлено с ног на голову. Под иерархией стали понимать «систему последовательно подчиненных элементов, расположенных от низшего к высшему» [129, с. 264]. Подобный взгляд стал важным элементом всей структуры не только политического мировоззрения, но и рационального знания как такового. Идеи народовластия, демократии, гражданского общества в контексте западного понимания иерархии можно прямо соотнести с научными теориями классического рационализма, например теорией Дарвина. Взгляд на иерархию как на структуру восхождения от низших элементов к высшим стал важнейшей частью рационалистической картины мира, утвердившейся на Западе.

Таким образом, еще в византийскую эпоху оформились идеи симфонии и коллективного спасения, иерархии власти и «литургического» общества, что позже, уже в России преломилось в идею «соборности». Община как основной способ социально-экономической организации в земледельческой сфере получила в Византии правовую форму, что, несомненно, способствовало устойчивости общины и в России, где византийское право играло важнейшую роль вплоть до Нового времени, а в ряде случаев и дольше. Названные идеи естественным образом через приобщение к религиозной традиции были перенесены и на отечественную почву.

Когда в конце XIV в. Великий князь Московский Василий I отказывался подчиниться Византийскому императору, он получил очень характерную отповедь от Константинопольского патриарха. «Невозможно, — писал патриарх Василию I, — христианам иметь церковь, но не иметь царя, ибо царство и церковь находятся в тесном союзе и общении между собой, и невозможно отделить их друг от друга. Святой царь занимает высокое место в церкви, — он не то, что поместные государи и князья» [9].

Особенную остроту вопросы отношения церкви, царства и общества приобрели в России после падения Константинополя в 1453 г. Миссию православного царства примерило на себя Московское государство. Еще в посланиях старца Филофея царь именуется «хранителем православной веры», т. е. имеет церковные задачи, церковную власть, а митрополит Макарий (современник Иоанна IV) доходит до формулы: «Тебя, государь, Бог вместо Себя избрал на земле и на престол вознес, поручив тебе милость и жизнь всего великого Православия» [101, с. 49].

Надо подчеркнуть именно это специфическое обоснование самодержавия царя. Не воинской силой, не юридическим правом легитимизируется царская власть, но выполнением им сакральной миссии, осуществлением связи земли и «неба». Известный апологет царской власти Иосиф Волоцкий, возвеличивая своей позицией царскую власть, твердо исповедал, что неправедный царь — «не Божий слуга, но диаволов», что естественно лишало такого «неправедного» царя права на владычество православным царством. Не нарушение каких-либо прав подданных, а измена «литургии» всего народа по святому служению была тем нарушением, которое определенно предоставляло подданным право на сопротивление такой «диаволь-ской» власти. Уже здесь мы видим источник необыкновенной силы и в то же время удивительной хрупкости нашего общества.

В XVI в. в Московском царстве происходят глубокие реформы на уровне местного самоуправления. Были отменены кормления и введена губная и земская системы. Формально многие свойства органов самоуправления напоминают аналогичные органы, развивавшиеся в то же время в странах западной Европы. Тем показательнее сущностные отличия отечественных земств от западных представительских учреждений.