Вадим Россман - Столицы. Их многообразие, закономерности развития и перемещения

Эта этнодемографическая ситуация сближает страны Восточной Европы со многими колониальными странами Африки и Юго-Восточной Азии, где основное население городов было этнически отличным от титульной нации или большинства населения страны. В Восточной Африке роль глобальных посредников играли индусы и арабы, а в странах Юго-Восточной Азии – этнические китайцы. Возможно, этот фактор внес какой-то вклад в развитие национализма по этнической траектории во многих постсоциалистических странах Восточной Европы и постсоветских республик Кавказа и Средней Азии, как это происходило и в других колонизированных странах (для стран Западной Европы и Северной Америки был более характерен гражданский путь развития национализма).

В Восточной Европе был, пожалуй, только единственный прецедент, с большими оговорками сопоставимый с матрицей многочисленных переносов столиц в бывших заморских колониях европейских стран, последовавших за освобождением от иностранного господства. Это переезд столицы в Хельсинки из Турку после освобождения Финляндии от шведского господства и присоединения герцогства Финляндского к Российской империи (Kolbe, 2006). Хельсинки стал заново спланированным городом, а в роли национальных финских героев в новой столице выступили русские цари-освободители и генералы армии, которым здесь воздвигли памятники и именами которых до сих пор названы центральные площади и проспекты новой столицы Финляндии. Некоторое отдаленное родство можно усмотреть и в Албании, где краткосрочная столица страны в Дурресе, древнем порте на побережье Адриатического моря, была перенесена в Тирану в 1920 году.

В Восточной Европе был и еще один намеченный, но нереализованный сценарий переноса столицы, который – если бы он осуществился – соотносился бы с общей постколониальной тенденцией.

К моменту национального освобождения Литва оказалась в сложной ситуации. На два самых крупных города в стране, Вильнюс и Клайпеду, заявляли претензии Польша и Германия. Большинство населения в Вильнюсе составляли евреи, в Клайпеде – немцы. Польско-литовская уния давала Польше определенные основания считать Вильнюс, который был колыбелью литовской государственности, частью своей территории. В Лиге Наций диспут разрешился в пользу поляков. Здесь свою роль сыграло несколько факторов: литовская знать Вильнюса была полностью полонизирована и многие наиболее влиятельные политики в новом польском правительстве составляли полонизированные литовцы, выходцы из виленского края. Кроме того, Польша имела более высокий вес в международных организациях, и сторону Польши взяла Франция. В результате Вильнюс был признан территорией Польши, а временной столицей Литвы, с 1922 по 1944 год, стал город Каунас (Ковно), где поляки, впрочем, также составляли большинство населения.

Клайпеда (Мемель) была не только единственным портом, но и вторым по величине городом Литвы. После поражения Германии в Первой мировой войне Мемель (Мемельбург), основанный тевтонскими рыцарями в качестве немецкой крепости, по Версальскому договору со всем Мемельским краем перешли от Германии к Литве. Сначала город с прилегающей территорией был оккупирован французами, но в 1923 году он был занят литовской армией и присоединен к Литве в качестве автономии на том основании, что прилегающие к Мемелю сельские земли были заселены главным образом литовцами. Однако подавляющее большинство населения собственно города оставалось немецким (Manning, 1952: 157—1.50).

Примечательно, что в 1930-е годы в Литве обсуждалась перспектива переноса столицы в Клайпеду. С этой идеей выступил, в частности, известный литовский геополитик Казне Пакштас (Kazys Pakstas) (1893–1960), впоследствии американский профессор географии, автор геополитической концепции Балтоскандии или Балтоскандинавской конфедерации, с которой концепция новой столицы была тесно связана. Он говорил о необходимости выхода нации к морю, обращал внимание на то, что Литва является единственной балтийской республикой, чья столица не находится в портовом городе, полагая, что выход к морю, в том числе и столицей, являлся принципиальным для принадлежности к балтоскандской культурно-политической лиге. Выход к морю, с его точки зрения, должен был дать новые импульсы развитию духовного и интеллектуального потенциала литовской нации. В это время клайпедский порт приобретал все большее значение и в него делалось множество финансовых инвестиций. Подоплекой этих предложений, однако, служило в том числе и желание закрепить за Литвой Клайпеду, изменить демографический баланс сил и создать в этом стратегически важном порту численный перевес титульной нации. В 1939 году Клайпеда в результате ультиматума Германии была без боя возвращена Германии, что положило конец подобным планам (Нырко, 2003).