Вадим Россман - Столицы. Их многообразие, закономерности развития и перемещения

С военными походами также были связаны другие метаморфозы расположения столиц относительно границ различных стран. Так, некоторые столицы, которые когда-то находились в центре государств, оказались расположенными ближе к периферии в результате потери или, наоборот, расширения и приобретения новых территорий. Так, Вена, которая когда-то находилась в центре Австро-Венгерской империи, в результате территориальных потерь постепенно оказалась на окраине современной Австрии.

Париж также утратил свое первоначальное центральное положение, но не в результате потерь, а, напротив, в результате территориальной экспансии государства. Париж возникает как столица компромисса между норманнами и галлами. Франкский король Гуго Капет выбрал его столицей в 987 году из-за удобного расположения на слиянии рек, где удалось остановить дальнейшее продвижение норманнов на юг страны (Gottman, 1990: 67). Постепенно в результате огромных приобретений на юге государства французская столица оказалась на северной периферии страны.

Современные конфигурации государств и положения столиц относительно их границ часто являются остовом более не существующих государств или разнообразных политических образований, и их изначальная замышленная география может быть восстановлена только знанием истории.

Военные искажения логики центральности также могут быть связаны непосредственно с ведением военных действий– удобствами с точки зрения наступления, доставки фуража и провианта, наличия пространства для маневра или отступления.

Политические смещения. Политические факторы, композитный характер нации и асимметрия границ между двумя или более составляющими ее членами, также приводят к нарушениям принципов центральности. Столицей таких государств, ориентированных на равновесие и альянс, часто становятся города на стыке составляющих ее этнолингвистических или религиозных групп. Такие элементы стыка (hinge) присутствовали и в случае выбора Парижа.

Искажения также могут быть продиктованы соображением дистанцирования от старых центров и поиском собственной идентичности. Эта идентичность создается в процессе поиска автохтонных или аутентичных центров реальной или сфабрикованной истории или сплава различных культурных, этнических или географических элементов тех народов, которые формируют новую общность. Государства и нации постоянно находятся в процессе созидания, поддержания или реконституции своих идентичностей.

Романтическая теория гения места. Гораздо менее правдоподобным кажется романтическое представление о том, что столицы основывались по наитию, в результате обетований и религиозных вдохновений, что в их расположении нет никакой единой логики, и поиск правильного места не подчиняется рациональным соображениям или подчиняется им в очень малой мере.

По-видимому, существует два разных источника подобных представлений о естественных столицах и два разных смысла, которые с ними связываются. В первом смысле речь идет об обетованных столицах, то есть освященных свыше, подсказанных религиозными авторитетами, предсказанными учителями и пророками. Во втором смысле речь идет об исторически выверенных правильных местах, подсказанных как будто самой природой и историей. В противоположность первому источнику, где столицы названы и назначены, во втором случае речь идет о мириаде исторических случайностей, которые действуют в роли провидения и подсказывают определенное место обычно без всякого участия религиозных или каких бы то ни было еще авторитетов.

Несмотря на кажущуюся несовременность и архаичность представления о естественных столицах, вторая часть книги укажет на ее достаточную распространенность среди многих современных историков и политиков.

Более рациональной кажется точка зрения на этот вопрос, согласно которой столицы не столько обнаруживаются, сколько изобретаются и конструируются на основе различных стратегий государственного развития. Голая физическая география, лишенная человеческих измерений, дает крайне мало ориентиров, вопреки некоторым популярным мнениям. Даже естественные географические ориентиры проходят символическую адаптацию, прежде чем они могут стать полноценными членами человеческой географии или картографии. Пространство приручено человеком и приобретает его имена.

Более реалистичным кажется также предположение о том, что в выборе столицы сочетаются рациональные соображения, наложенные на группу спонтанных или исторически случайных факторов и решений.