Итак, Вебер был представителем буржуазных классов постольку, поскольку в каждом из этих аспектов — имущество, политическое положение, просвещенность, образованность и стиль жизни — принадлежал к элите своего времени. К тому времени, когда Вебер обзавелся семьей и своим собственным домом, а произошло это в 1895 году, понятие «буржуа» («бюргер») в Германии обозначало нечто эксклюзивное, отнюдь не тождественное понятию «гражданин» или «житель». Оно отличалось и от значения, скажем, столетней давности, когда простых ремесленников тоже еще зачисляли в ряды городского бюргерства [14] См. об этом: Fahrmeir: “Das Bürgertum des “bürgerlichen Jahrhunderts”. Fakt oder Fiktion?”, S. 26 и далее.
. Теперь же они стали «мелкой буржуазией» и, наряду с прослойкой служащих, которая при жизни Вебера постепенно оформилась в отдельную профессиональную среду, перестали быть членами буржуазии как сословия. Та среда образованной и состоятельной буржуазии, в которой рос Вебер, составляла не более пяти процентов населения. Однако, несмотря на обозримую численность и тот факт, что представители этой буржуазии неизменно проживали в городах, это вовсе не привело к формированию однородной группы, ибо материальное благосостояние совершенно необязательно подразумевало высокий уровень образования и необязательно способствовало ему, равно как и образование не вело автоматически к богатству или к политической власти в городах.
В этом смысле вовлеченность Макса Вебера во все три измерения буржуазности является характерным признаком его происхождения и карьеры. Он рос в среде коммерсантов, профессоров гуманитарных и общественных наук, парламентариев и чиновников высокого ранга. Его детство и юность проходили в политическом и интеллектуальном центре недавно объединенной под властью Пруссии Германской империи. В своей первой лекции, в которой он характеризует себя фразой, процитированной нами в начале главы, он, кроме того, называет себя сторонником сильного национального государства и упрекает свои (буржуазные) классы в том, что до сих пор они не внесли существенного вклада в его строительство и укрепление. В своих главных публикациях он исследует вопрос о том, из какого «духа» возник буржуазный мир, какой тип рациональности ему соответствует и каких опасностей ожидать от свободы, которая, по мнению самих представителей этого мира, составляет его суть. В этом смысле все творчество Макса Вебера можно рассматривать как вклад в изучение понятия буржуазного образа жизни и буржуазной политики.
Впрочем, тот факт, что почти в каждом из этих аспектов буржуазности Вебер потерпел фиаско или, точнее, не смог соответствовать собственным ожиданиям, — это тоже часть его карьеры и биографии. Незадолго до смерти Вебера его любовница Эльза Яффе спросила его, видел ли он когда–нибудь, как умирает человек. Он ответил: нет, на что она заметила: «Не видел смерти, не видел рождения, не видел войны, не видел власти–быть может, это судьба создала завесу межу ним и реальностью, быть может, он родился под такой “звездой”?» И тогда он тихо, словно самому себе, прошептал: «Да, наверное, это так» [15] Green: Else und Frieda, S. 225.
. Вебер не создал семьи, никогда не боролся за свой народ с оружием в руках и никогда не занимал никакой политической должности. Его любовница могла бы расширить свой суровый приговор: состояние, полученное Вебером от родителей и от жены, он тоже отнюдь не приумножил.
В его жизни не было ни изданной книги, ни детей, ни войны, ни богатства, ни влияния. Впрочем, ощущение абсолютного фиаско на момент смерти писателя, ученого или художника или же сразу после нее — не такая уж редкость. Но если он приходит к этой нулевой точке отсчета ожиданий и собственных амбиций с далекой вершины обеспеченного существования и многообещающего начала — это уже редкость. Макс Вебер, представитель буржуазных классов, за короткий период в пятьдесят шесть лет прожил жизнь, в течение которой большая часть непоколебимых принципов, составлявших основу этих классов, раскололась под давлением социальных перемен, а затем и вовсе улетучилась в угаре мировой войны. Однако поистине уникальной биографию Вебера делает то, что в его жизни подобное «падение» было сопряжено с созданием невероятно многообразного, содержательного, энциклопедического научного труда. Относительно Вебера можно сказать, что чем больше этот человек отдалялся от того, что когда–то давало ему преимущества перед другими, тем больше были его достижения. Впрочем, самое странное в этом то, что масштабы этого труда, представленного на момент смерти Вебера в виде разрозненных публикаций и огромного собрания рукописных фрагментов, с тех пор как в Германии о нем уже, казалось, начали забывать, с каждым годом увеличивались, и в конце концов странная и запутанная история влияния идей Вебера привела к тому, что он стал самым известным после Маркса и, вероятно, самым изучаемым после Лютера и Гёте немецким интеллектуалом в мировой научной литературе.
Читать дальше