Люси Хьюз-Хэллетт - Клеопатра

Свою энергию она применяла в других сферах. Клеопатра проявила себя умелой, волевой, но и тактичной правительницей, владеющей трудным искусством переговоров, рачительной и бережливой хозяйкой государства. Греческая династия Птолемеев далеко не всегда пользовалась у своих египетских подданных популярностью — за триста лет их владычества страну не раз захлёстывали мощные волны национальных восстаний. Сама Клеопатра взошла на престол в период ожесточённой вспышки гражданской войны. Но при этом все документы свидетельствуют о том, что в её царствование в стране не было междоусобной розни. Если верить Плутарху, Клеопатра была первой царицей Египта, выучившей язык своей страны (при дворе говорили по-гречески) и соблюдавшей древние ритуалы её религии. Подданные платили ей за это верностью. Очевидно также, что благодаря её попечению и невзирая на огромные долги, сделанные отцом Клеопатры, Птолемеем, и на то, как безжалостно Цезарь, нуждавшийся в деньгах для ведения гражданской войны, ограбил египетскую казну, экономика страны окрепла. К концу её царствования в казне было достаточно средств, чтобы Клеопатра могла кормить и снабжать армию Антония и построить флот, способный на равных тягаться с римским, причём огромные военные расходы не сказывались на благосостоянии страны. Когда же после её гибели Октавий привёз захваченную в Египте казну в Рим, там упали цены, а учётные ставки снизились с 12 до 4 процентов.

Как добилась она такого процветания, в подробностях неизвестно: античные историки мало интересовались скучными экономическими материями. Мы знаем лишь, что Клеопатра пришла к чрезвычайно выгодному соглашению с арабскими племенами относительно прав на нефтяные месторождения, расположенные где-то на южном побережье Мёртвого моря, и что она, выпросив у Антония плодородные земли вокруг Иерихона, славившиеся своими финиками и ароматическими смолами, затем сдала эти земли в аренду иудейскому царю Ироду и, не потратив ни гроша и не пролив ни капли крови, получила значительный доход. Об этих операциях пишет Иосиф Флавий, иудейский историк I века н. э., один из тех немногих, чей взгляд на Клеопатру отличается от римской точки зрения. Его хроники создают очень своеобразный и привлекательный образ «работницы на престоле», царицы, куда больше интересующейся мощением дорог и рыночными ценами на финики, чем сексуальными наслаждениями.

Антоний же тем временем, вовсе не страдая ни от какой роковой страсти, жил с Октавией в Риме и в Афинах. Его отношения с новым шурином были далеко не безоблачны, но всё же триумвиры оставались номинальными союзниками — отчасти благодаря посредничеству Октавии. Поход на Парфянское царство был отложен, но не отменен. Покуда Антоний, заключая вассальные договоры с местными, зависимыми от него царьками, укреплял своё положение в восточных провинциях, его полководец Вентидий провёл успешную предварительную кампанию, вытеснив парфян из Сирии и Малой Азии.

Осенью 37 года Антоний вместе с Октавией покинул Италию. Октавия вновь была беременна (она уже родила Антонию дочь) и, добравшись до Корфу, занемогла. Антоний предложил ей вернуться в Рим. Сам же он отправлялся на Восток для последних приготовлений к отсроченному на весну вторжению в Парфянское царство. Октавия в любом случае не могла бы сопровождать его в походе, и он счёл, что для неё будет лучше (а для него — полезней) находиться в Риме, где она получит необходимый уход. Октавия исполнила его волю. Антоний приехал в сирийский город Антиохию и стал слать гонцов к Клеопатре, требуя, чтобы она присоединилась к нему.

Этого следовало ожидать. Затевая в Азии войну со столь далеко идущими последствиями, Антоний должен был твёрдо рассчитывать на поддержку Египта. Кроме того, он опять остро нуждался в деньгах. А потому он использовал бы возможность увидеться с Клеопатрой, даже если бы его супружеский союз с Октавией, равно как и политический — с её братом, был прочен и Антоний относился бы к тому и другому всерьёз. Но ни о какой прочности союза и речи не было: Октавий постоянно нарушал свои договорённости и открыто давал понять Антонию, что не уважает его. Если бы они продолжали править Римом как равноправные партнёры, Антоний всё чаще убеждался бы, что его методично оттесняют на задний план. Когда союз с Октавием сулил выгоды, Антоний без колебаний оставил беременную Клеопатру. Теперь, когда он осознал бесперспективность этого союза, он с такой же лёгкостью покинул беременную Октавию. Без сомнения, его радовала встреча с былой возлюбленной и возможность впервые увидеть двух своих детей, но традиционное стремление объяснить эту встречу необоримым порывом страсти, чистой и ясной, не выдерживает критики. Страсть, которую удаётся обуздывать в течение столь долгого срока и которой дают прорваться лишь в такой политически выгодный момент, едва ли можно счесть необоримой и ещё менее — бескорыстной.