Константин Писаренко - Тайны дворцовых переворотов

Однако Меншикову не стоило забегать вперед, превращать тезоименитство жены в собственный триумф и хвастать перед цесарцем Рабутином о том, что в день рождения императрицы Россия узнает о взлете меншиковской фамилии. Без прояснения еще одного ключевого момента торжество Александра Даниловича грозило обернуться ловушкой с единственным выходом – ссылкой из столицы. 5 апреля Екатерина под благовидным предлогом отсрочила публичный акт провозглашения Александры Александровны царской невестой {28} 28 Сб. РИО. СПб., 1868. Т. 3. С. 462; 1888. Т. 64. С. 526, 528-531; 1875. Т. 15. С. 328-331; Вестник Европы. 1894. № 2. С. 618, 621, 622, 628-630; Русская мысль. 1895. № 7. С. 117; Дневник камер-юнкера Ф. В. Берхгольца // Юность державы. М., 2000. С. 283; Российский архив. М., 2000. Вып. 10. С. 523-528; Походный журнал 1726 года. СПб., 1855. № 33. С. 30; РГАДА, ф. 6, оп. 1, д. 159, ч. 1, л. 294; РГВИА, ф. 2584, оп. 1, д. 56, л. 164 об. О визите в первых числах марта Петра Сапеги к Карлу Голштинскому сообщают Рабутин и Мардефельд. По запискам Меншикова легко установить, что это случилось либо вечером 4, либо утром 5 марта. Сообщения дипломатов о мольбах Анны и Елизаветы на коленях перед матушкой противоречивы. Маньян говорит об акции в прошедшем времени. Рабутин (со слов Бассевича) и Мардефельд пишут лишь о намерении сестер предпринять этот шаг. Если учесть тот факт, что императрица практически исполняет рекомендации Елизаветы, то становится очевидной никчемность для нее подобного поступка. О том, что Екатерина I после смерти мужа переехала жить в его комнаты на первом этаже, свидетельствует журнал А. Д. Меншикова: 1 января 1727 "...в 9-м часу Ея Величество изволила из своих покоев итить в верхней Большой зал (Кавалерский. — К.П.)... В 2-м часу пополуночи Ея Величество изволила соитить в свой покой..." 7 января 1727 года "...в 3-м часу в начале... изволил Его Светлость поехать к Ея императорскому величеству. У Ея величества быв с полчаса, пошел в верхней Большой зал... В 5-м часу изволил Его Светлость сойтить к Ея императорскому величеству и при столе Ея величества имел вечернее кушанье..." (Российский архив. М., 2000. Вып. 10. С. 500, 501, 504, 505). . Это был плохой знак. Что-то у главного режиссера не заладилось. Значит, жди беды!

На судьбу Девиэра, Толстого, Бутурлина, Скорнякова-Писарева и в немалой степени Меншикова роковым образом повлияла одна календарная неделя – с воскресенья 19-го по воскресенье 26 марта. Удовлетворенная тем, как виртуозно ей удалось завербовать светлейшего князя, Елизавета Петровна велела матери выпускать на подмостки П. А. Толстого. Граф начал с дворца Рагузинского и, во-первых, прозондировал настроения хозяина относительно скорого породнения Меншиковых с царствующей династией. Герцог Голштинский, понятно, отозвался о нем без особого энтузиазма, опасаясь чрезмерного укрепления позиций баловня судьбы. Петр Андреевич, согласившись с Карлом-Фридрихом, произнес: «Надобно государыне о том донесть обо всем, какую предосторожность Ее Величеству надлежит в том иметь. Понеже Светлейший князь силен. У него войско в команде и военная коллегия. А, ежели то зделаетца, то по времени может в силу притти, и тогда попросит у Ея Величества, чтоб из Шлютелбурха бывшую царицу взять. А она старого обычая человек. Может все переменить по старому, понеже она нраву гневнаго. К тому же, может быть, захочет, чтоб обиду зделать Ея Величеству и детям ее». Видя, что собеседнику по сердцу прозвучавшие речи, Толстой высказал идею: обратиться к государыне нужно не с простой жалобой, а с просьбой назначить наследницей какую-либо из своих дочерей. На взгляд самого графа, лучше, коли выбор монархини остановится на младшей Елизавете. Герцогу инициатива понравилась, правда, названная гостем кандидатура, похоже, не привела в восторг. Толстого это не удивило. Вполне естественно, что муж Анны Петровны не готов сразу поддержать родную сестру жены. Посему Петр Андреевич аккуратно обрисовал немецкому князю, насколько тому выгоднее добиваться шведской короны для себя, а не российской – для супруги.

В надежде со временем распропагандировать и переманить голштинское семейство в лагерь младшей цесаревны влиятельный сенатор почтил вниманием еще два важных адреса. Заглянул на огонек к Ивану Ивановичу Бутурлину, авторитетному шефу преображенцев, а чуть погодя нагрянул к Антону Мануиловичу Девиэру, генерал-полицмейстеру Санкт-Петербурга. Больше конфидент императрицы ни с кем на щекотливую тему не общался, ибо внезапно получил из Зимнего дворца команду «отбой». В дальнейшем тайный советник вел себя на редкость пассивно, хотя взбудораженные министром лица (Бутурлин с Девиэром растормошили Г. Г. Скорнякова-Писарева, А. И. Ушакова, И. А. Долгорукова, А. Л. Нарышкина) восприняли на ура инициативу старика, стали приезжать к нему или звать к себе на «консилиумы» с глазу на глаз. Толстой не избегал встреч. Но, когда активисты ставили перед ним вопрос о том, не пора ли всем идти к государыне, и ему в том числе, отнекивался: «Докладывать Ея Императорскому Величеству… дерзновения не имею».