Альфред Барков - Прогулки с Евгением Онегиным

Перевод данного стиха Данте выглядит так: «Оставьте всякую надежду вы, сюда входящие». В переводе Катенина, опубликованном в 1829 году, этот стих обрел такой вид: «Входящие! Надежды нет для злого». Полагаю, в комментарии нет необходимости, здесь экспертиза вряд ли потребуется {36}.

В интересах динамичности изложения материала возвращаться к полному изложению биографии Катенина вряд ли целесообразно. Видимо, лучше будет рассмотреть историю взаимоотношений с ним Пушкина, а также творческую историю создания ими романа, привлекая по мере необходимости биографические моменты. Я не оговорился, употребив местоимение во множественном числе: не будь Катенина, не было бы и самого романа – по крайней мере, в том его виде, в каком мы его сейчас имеем; Катенин – это объемная глава творческой биографии Пушкина. Потому что другой такой колоритной «натуры», подходящей для художественного изображения противоречивых мотивов поведения и одновременно так морально стимулировавшей создание романа и многих других произведений как самого Пушкина, так и близких к нему лиц, в окружении поэта не было. Катенин постоянно подпитывал пушкинскую музу, и это нашло отражение не только в работе над «Евгением Онегиным». Следует отметить, что с его гипертрофированным самомнением, неуживчивостью, умением рвать отношения со всеми, кто к нему хорошо относился, он постоянно давал для этого весомые поводы. Нет сомнения в том, что ближайшие друзья Пушкина знали о подоплеке создания романа; о том, как дружно они помогали поэту, я уже писал выше.

Определение фигуры П. А. Катенина как основного прототипа образа Онегина дает возможность по-новому оценить не только творческую историю создания романа, но и некоторые другие аспекты творческой биографии Пушкина. Оказалось, что «Евгений Онегин» и Катенин как прототип главного героя – мощный ключ к разгадке некоторых весьма острых моментов, относящихся к творчеству Пушкина вообще.

В «Материалах для биографии Пушкина» П. В. Анненков писал: «Пушкин легко подчинялся влиянию всякой благородной личности. В эту эпоху жизни мы встречаем влияние на него замечательного человека и короткого его приятеля П. А. Катенина. Пушкин просто пришел в 1818 году к Катенину и, подавая ему свою трость, сказал: «Я пришел к вам, как Диоген к Антисфену: побей – но выучи!» – «Ученого учить – портить!» – отвечал автор «Ольги». С тех пор дружеские связи их уже не прерывались».

Этот биографический анекдот был введен в историю с подачи самого Катенина через пятнадцать лет после смерти поэта. Статья «Воспоминания о Пушкине» была написана им 9 апреля 1852 года по просьбе П. В. Анненкова (впервые опубликована в 1934 году в «Литературном наследстве»). Вот как сам Катенин описывает ранний период «приятельства»: «Я, по неизлечимой болезни говорить правду, сказал, что легкое дарование примерно во всех [стихотворениях], но хорошим почитаю только одно, и то коротенькое: «Мечты, мечты! Где ваша сладость?» По счастию, выбор мой сошелся с убеждением самого автора». Катенин заметил Пушкину о «ничтожном конце» «Руслана и Людмилы» после пышного начала (гора родила мышь): «Я спросил Пушкина, над кем он шутит? Он бесспорно согласился, что дело не хорошо, но, не придумав ничего лучшего, оставил как есть в надежде, что никто не заметит, и просил меня никому не сказывать. Я ответил, что буду молчать по дружбе, но моя скромность («скромный автор наш!» – А.Б.) поможет ему ненадолго, и когда-нибудь догадаются многие. Он и в этом не спорил, только надеялся, что время не скоро придет, и, может быть, не ошибся».

«Воспоминания» – предпоследний по хронологии документ в отношениях двух литераторов, поэтому возвратимся к нему позднее. А пока же будем четко следовать хронологии, приняв за отправную точку 1815 год как дату начала этих отношений – хотя Катенин и писал после, что познакомились они в 1817 году. И будем брать только факты – из публикаций и эпистолярия, оставив в стороне апологетические оценки, которыми изобилуют работы о Катенине последних шестидесяти лет и в которых все личностное в отношениях между ним и Пушкиным сводится к временной размолвке по поводу датируемой началом 1820 года эпиграммы – да и то не в адрес самого Катенина, а его любимицы актрисы A.M. Колосовой: