Альфред Барков - Прогулки с Евгением Онегиным

Открываем первое прижизненное издание первой главы и на странице 59 видим, что последний абзац там выглядит совершенно иначе. Привожу полный текст этой страницы в том виде, в каком она появилась в 1825 году:

59. [… не] медленно. Аннибал удалился в свои поместья, где и жил во время царствования Анны, считаясь в службе и в Сибири. Елисавета, вступив на престол, осыпала его своими милостями. А. П. Аннибал умер уже в царствование Екатерины, уволенный от важных занятий службы с чином Генерал-Аншефа на 92 году от рождения (*) . (Звездочка в скобках – в тексте Пушкина; в академических изданиях о ней не упоминается – А.Б.).

В России, где память замечательных людей скоро исчезает, по причине недостатка исторических записок, странная жизнь Аннибала известна только по семейным преданиям. (Это – конец предпоследнего абзаца. Прошу обратить внимание, что этот абзац не последний и не завершается продолжением: «Мы со временем надеемся издать полную его биографию. Примеч. соч.», как это представлено в академических собраниях сочинений).

Сын его Генерал-Лейтенант И. А. Аннибал принадлежит бесспорно к числу людей екатерининского века (ум. 1800 году). Конец последнего абзаца и текста примечания, но не окончание вставки. За этим следует новый текст:

(*) Мы со временем надеемся издать полную его биографию.

На этом заканчивается вся вставка в том виде, как ее опубликовал Пушкин, а также текст 59 страницы. Можно видеть, что в подлинном тексте не одно, а два различных примечания, то есть, две самостоятельные архитектонические единицы, которые по воле составителей академических собраний объединены в одну. Они решили сделать это с минимальными купюрами – убрав обе «звездочки» и разделительную черту, видимо посчитав их не входящими в состав текста служебными знаками. Но разделительная черта в данном случае играет важную композиционную роль: она наглядно демонстрирует, что речь идет о двух различных примечаниях, «авторство» которых принадлежит разным фигурам. Поскольку такое «урезание» по минимуму в корне меняет представление об истинной роли этих структурных элементов, то дальнейшие изменения, внесенные текстологами, уже не кажутся такими «серьезными»: решив перенести «примечание к примечанию» из одного абзаца в другой, текстологам пришлось поменять местами два последних абзаца, в противном случае получалась бессмыслица.

Другие факты текстологического вмешательства в данный текст носят аналогичный характер: произвольно добавлено Примеч. соч, которого в пушкинском тексте не было, и этим картина запутана окончательно, поскольку второе примечание « (*)Мы современем…» сделано явно не Соч., а «издателем».

Но все-таки особенно обидно за искажение прекрасной «онегинской» фразы: «(ум. 1800 году)», которая во всех академических собраниях, начиная с Большого, обрела более «грамотный» вид: «(ум. в 1800 году)». Становится понятным, что Пушкина слегка «подправили» {100}, чтобы современный читатель не догадался, что поэт мог так небрежно относиться к своим текстам.

Но все дело в том, что те современные читатели, которые склонны обращать на такие вещи внимание, вовсе не заподозрят в безграмотности не только Пушкина, но даже того «автора», от имени которого исходит это примечание. Таким читателям ясно, что в данном случае употреблен грамматически правильно построенный архаический оборот, в котором не требуется предлога и в котором окончание родительного падежа совпадает с окончанием дательного (никого ведь не удивляет грамматическая конструкция широко распространенного даже в наши дни выражения «без году неделя» с таким же окончанием в этом слове и в этом же падеже).

К сожалению, «Словарь языка Пушкина» приводит только 19 фактов употребления Пушкиным этого слова в такой форме, однако этот случай в нем не упоминается (по всей видимости, «Словарь» составлялся по академическим изданиям, в которых этот момент искажен).

Если сопоставить взятую в скобки совершенно неприметную фразу «(ум. 1800 году)» с содержанием сноски о «галлицизме», то становится понятным, что этим самым Пушкин еще в первой главе не только сигнализировал читателям, что принесший книгопродавцу свою рукопись Соч. склонен к употреблению архаизмов и галлицизмов (что тот сам позже не раз подтвердит и в тексте, и в примечаниях), но и намекал на личность Катенина как «автора» «романа в стихах».

Дело в том, что незадолго перед выходом в свет первой главы была опубликована третья глава «Андромахи» французского драматурга Расина в переводе Катенина, и этот перевод получил единодушное неодобрение со стороны критики из-за насыщенности текста русскими архаическими выражениями (опубликованная в «Русской Талии» рецензия Пушкина была едва ли не единственной положительной). Менее чем за месяц до публикации первой главы «Евгения Онегина» стала распространяться эпиграмма известного баснописца А. Е. Измайлова, который, в частности, писал об «Андромахе»: «Катенин, наконец, с ней поступил тирански: Заставил говорить без смысла по-славянски» {101}.