Владимир Бахмутский - В поисках великого может быть

Однако есть принципиальная разница между романтическими представлениями Матильды и романтизмом Жюльена Сореля. Его романтизм связан с недавним прошлым и устремлён в ближайшее историческое будущее: впереди у Франции ещё две революции – 1830-го и 1848-го годов. А экзальтированные порывы Матильды – скорее прихоть, желание быть необыкновенной, особенной. Она богата, знатна, своевольна, всё в её руках. Для Жюльена же стремление к исключительности – необходимость. Если он не станет исключительным, то будет ничем. Стендаль сумел показать эти разные формы романтического сознания…

Среди молодых людей, которые добиваются руки Матильды, она не находит никого, кто, по её убеждению, был бы её достоин. Лишь в новом секретаре своего отца Жюльене Сореле она угадывает героическое начало и считает, что непременно должна полюбить его. Она никогда не забывает, что между ней и Жюльеном – социальная пропасть, но это в какой-то мере даже привлекает её: тем более исключительным, особенным обещает быть её чувство. Поначалу эта любовь сугубо демонстративна. Когда Матильда решает назначить Жюльену свидание, она требует, хотя в этом нет никакой необходимости, чтобы Жюльен поднялся к ней по верёвочной лестнице. Жюльен мог бы пройти обычным путём по ступеням, но для Матильды это неприемлемо.

Что касается Жюльена, поначалу он тоже абсолютно холоден к Матильде. Он не испытывает к ней никаких чувств. Позже, получив от нее записку, он подумает даже, что Матильда решила посмеяться над ним. И всё же Жюльену льстит, что именно его, простого секретаря, Матильда предпочла тем многочисленным знатным поклонникам, которые её окружали. «Я, ничтожный крестьянин из Юры… могу стать её возлюбленным».

Первое свидание с Матильдой совсем не похоже на встречу с госпожой де Реналь. Жюльен, опасаясь какого-нибудь подвоха, является к Матильде с двумя заряженными пистолетами, и эти пистолеты – своеобразный эпиграф к их отношениям. «После долгих колебаний, которые постороннему наблюдателю могли бы показаться следствием самой несомненной ненависти, – с таким трудом даже твёрдая воля Матильды преодолевала естественные женские чувства, стыдливость, гордость, – она, наконец, заставила себя стать его любовницей.

Однако, сказать правду, эти любовные порывы были несколько надуманны. Страстная любовь была для неё скорее неким образцом, которому следовало подражать, а не тем, что возникает само собой. Мадемуазель де Ла-Моль считала, что она выполняет долг по отношению к самой себе и к своему возлюбленному.

"Бедняжка проявил поистине безупречную храбрость, – говорила она себе, – он должен быть осчастливлен, иначе это будет малодушием с моей стороны". (XVI. Час ночи).

И со стороны Жюльена не было ничего искреннего и нежного в чувствах к Матильде. Скорее «это был бурный восторг честолюбия». «Радость, временами охватывавшая его, была подобна радости юного подпоручика, которого за какой-нибудь удивительный подвиг главнокомандующий сразу производит в полковники, – он чувствовал себя вознесённым на недосягаемую высоту». (XVI. Час ночи).

Эта любовь исходит исключительно от честолюбивого Жюльена. Матильда для него – символ. Он горд, что одержал победу не только над ней, но и над теми молодыми людьми, которые тщетно добивались её благосклонности. Но именно он, Жюльен, стал её любовником. Он ощущал свое торжество над теми, кто раньше над ним смеялся. Напыщенная холодность, надменность Матильды лишь разжигали в нём страсть.

Уже на следующее утро Матильда раскаялась в происшедшем, заявив, что не может прийти в себя «от ужаса, что отдалась первому встречному».

– Первому встречному? – вскричал Жюльен и бросился к старинной средневековой шпаге, которая хранилась в библиотеке как редкость. (XVII. Старинная шпага).

Матильде понравился этот эффектный романтический жест. «Вообще, в этой любви, даже в самые острые моменты их страсти, даже в самые тяжелые моменты их горя было что-то искусственное», – заключает Стендаль.

Их первое свидание завершилось подчеркнуто театрально: Матильда срезала прядь волос. Так же и в финале романа: охваченная горем, она вздумает торжественно похоронить голову Жюльена, как когда-то её легендарная прабабка похоронила в склепе голову своего казнённого возлюбленного… На втором свидании Матильда вроде бы немного смягчилась, стала чуть менее притворной. Но всё же нечто театральное с самого начала и до конца присутствует в любви Жюльена и Матильды.