Елена Капинос - Поэзия Приморских Альп. Рассказы И. А. Бунина 1920-х годов

«Некоторое царство», «царство» – это один из повторяющихся мотивов у Бунина, который имеет в текстах Бунина разную степень определенности/неопределенности. Ср. гораздо более определенный контекст «царства» в «Жизни Арсеньева»: // …или говоря про Скобелева, про Черняева, про царя-освободителя, слушая в соборе из громовых уст златовласого и златоризного диакона поминовение «благочестивейшего, самодержавнейшего, великого государя нашего Александра Александровича», – почти с ужасом прозревая вдруг, над каким действительно необъятным царством всяческих стран, племен, народов, над какими несметными богатствами земли и силами жизни, «мирного и благоденственного жития», высится русская корона (6; 64). // Близки рассказу «В некотором царстве» зимние, рождественские, перенасыщенные пушкинскими цитатами пейзажи «Иды» (1925), а предваряется сюжет об Идее и композиторе тем же присловьем, что и в заглавии рассказа 1923 года: «Друзья мои, вот эта история. В некоторое время, в некотором царстве…» (5; 248).

Цветаева М. И. Об искусстве. М.: Искусство, 1991. С. 332–333.

Сильман Т. И. Заметки о лирике. Л.: Советский писатель, 1977. С. 135.

Жуковский В. А. Полн. собр. соч. и писем в 20 т. М.: Языки славянских культур, 2008. Т. 3. С. 13.

Россия у Бунина нередко обрисована как спящая или засыпающая страна, а в послереволюционном творчестве часто олицетворяется в образе спящей, засыпающей, мертвой или умирающей героини, которую видит во сне герой.

Пастернак Б. Л. Полн. собр. соч. в 11 т. М.: Слово/Slovo, 2004–2005. Т. 2. С. 61.

«– Отойдите за ради Господа. Того гляди, старуха зайдет… // – Какая старуха? // – Да старая горничная, будто не знаете!» (7; 95).

Условность любых письменных посланий в художественном тексте может быть проиллюстрирована примером из «Онегина», где, как отмечено Ю. Н. Чумаковым, письмо Татьяны находится одновременно у Онегина («Та, от которой он хранит / Письмо…») и у Автора («Письмо Татьяны предо мною…»). Ю. Н. Чумаков объясняет подобные «противоречия» «альтернативностью» модальностей онегинского текста (см.: Чумаков Ю. Н. «Евгений Онегин» А. С. Пушкина. В мире стихотворного романа. М.: МГУ, 1999. С. 106). Альтернативная модальность свойственна и лирической прозе Бунина, и хотя у Бунина речь, возможно, идет вообще о разных телеграммах, но покров сна, которым окутан рассказ, позволяет соединить два этих послания – недочитанное/неполученное и недописанное/неотправленное.

Причем лошади, на которых едут тетка и племянница, описаны столь детально и с такого близкого расстояния, что кажется, будто сам рассказчик, Ивлев, сидит в санях вместе с племянницей и теткой, а ведь ранее он видит себя одного «в дороге в глухой России, глубокой зимой». Таким образом, сани Ивлева то ли нагоняют сани тетки и племянницы, то ли теряются, а точка зрения рассказчика, приблизившись вплотную к героиням, приобретает некоторую неопределенность: «Он видит» в третьем абзаце сменяется на «И это радует», и субъект «радости», возможно, уже не «он», Ивлев, и даже не племянница, субъектное поле глагола «радует» – это сложный синтез. Далее в тексте статьи об этом еще будет идти речь.

Рассказ «Пингвины» 1929 г. тесно перекликается с «Некоторым царством» во многих художественных приемах и мотивах, «Пингвины» – это тоже сон с плотным пушкинским подтекстом, с многочисленными ложными пробуждениями, с балладной ездой на лошадях («И лошади бегут как-то не в меру ровно, и ямщик на облучке так неподвижен и безличен, что я его даже плохо вижу, – и только чувствую и опасаюсь, потому что бог его знает, что у него на уме» (5; 392)), с неожиданными переключениями планов.

То же неопределенное субъектное поле обнаруживает себя и в других фрагментах рассказа, см. сн. 63.

О лирической концентрации как об одном из конституирующих качеств лирического текста пишет Т. И. Сильман. См.: Сильман Т. И. Заметки о лирике. Л.: Советский писатель, 1977. С. 6, 10 и др.

Чумаков Ю. Н. Пушкин. Тютчев: Опыт имманентных рассмотрений. М.: Языки славянской культуры, 2008. С. 95.

Интонирование Б. Эйхенбаум связывал с «мелодикой стиха», отмечая при этом, что «развитая интонационная система может придать стиху действительную мелодичность, не соединяясь с эффектами инструментовки и ритма 〈…〉 ритмическая подвижность… скорее противоречит принципу мелодизации, чем помогает ему» ( Эйхенбаум Б. Мелодика стиха. Петербург: Общество изучения теории поэтического языка, 1922. С. 10).