Чтобы оценить весь вред, причиняемый многоточиями, попробуем представить себе, во что превратилась бы наша литература, если бы писатели были столь же робкими, как не писатели.
«Ведомо, что земли сии, в означенных границах, тридцать лет принадлежали... монастырю Святого Бенедикта».
«Хвалю тебя, Господь, за... сестру луну и звезды».
«Как в зеленеющем весною лесу... птица».
«Будь я... огнем, поджег бы я весь мир».
«Земную жизнь пройдя... до половины».
«Святейший, дражайший, сладчайший отец во Иисусе... Христе».
«Белокурые косы, что казались... золотом и... жемчугом в тот день».
«Брат Чиполла был маленький, рыжеволосый, веселый и обходительный... говорун».
И так далее, и так далее, вплоть до «Год... умирал так кротко и так нежно» и «Той зимой на меня нападали... приступы беспричинной ярости» 2.
Сами можете убедиться, какой жалкий вид имели бы наши величайшие поэты и прозаики.
Заметим: многоточие, прием, к которому прибегает автор, испугавшийся собственной образной речи, можно применить и для того, чтобы превратить обычное высказывание в выразительный намек. Приведем пример. В «Манифесте Коммунистической партии» 1848 года первая половина первой фразы гласит: «Призрак бродит по Европе», и, согласитесь, это очень впечатляющее начало. Но если бы Маркс и Энгельс написали: «Призрак... бродит по Европе», они поставили бы под сомнение тот факт, что коммунизм — грозная, непобедимая сила. И тогда, возможно, революция в России произошла бы на полвека раньше, пожалуй, даже с согласия самого царя и при участии нашего революционера Джузеппе Мадзини.
А если бы они написали: «Призрак бродит... по Европе»? Как это следовало бы понять? Что, будучи призраком, он, как все призраки, появляется и исчезает в одно мгновение и ему просто некогда бродить? А может, дело не в этом? Может, авторы «Манифеста» дают понять, что «по Европе» — это преувеличение, на самом деле он бродит только по Триру, и все, кто не живет в этом городе, могут спать спокойно? Или напротив, они намекают, что коммунизм уже проник в Америку, а там, глядишь, и до Австралии доберется?
«Быть или... не быть — вот в чем вопрос», «Быть или не быть — вот в чем... вопрос», «Быть или не... быть — вот в чем вопрос». Представляете, какие перспективы открылись бы перед шекспироведами, если бы им пришлось гадать, что хотел сказать бард, поставив посреди фразы многоточие?
«Италия — республика, основанная... на труде (гм!)».
«Италия — это, ну, скажем... республика, основанная на труде».
«Италия — это республика... основанная (???) на труде».
«Италия (если бы она существовала)... была бы республикой, основанной на труде».
Италия — республика, основанная на многоточиях.
1991
1Цитата из сонета итальянского поэта Джузеппе Артале (1628-1679) «Мария Магдалина у креста».
2Приведенные цитаты взяты из хрестоматийных произведений святого Франциска, Гвидо Гвиницелли, Чекко Анджольери, Данте Алигьери, Франческо Петрарки, Джованни Боккаччо, Габриеле Д’Аннунцио, Элио Витторини и др.
Как
стать популярным
Старую и знаменитую книгу Дейла Карнеги издали по-итальянски сначала под названием «Как завоевать друзей», потом, в другом переводе, под названием «Как вести себя с людьми и делать их своими друзьями» (2001). Однако оригинальное название книги — «How to Win Friends and Influence People» («Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей») — давало более точное представление о задачах книги и той этике, которая ее породила: проблема не в том, чтобы найти друзей ради дружбы, этого прекрасного чувства, а в том, чтобы убедить людей стать вашими друзьями и потом влиять на них, добиваясь успеха (для вас, а не для них), которого вы достойны.
Проще говоря, истинная тема книги не дружба, а достижение успеха. Вспомним, например, упоминаемую там историю писателя Холла Кейна, который сделался знаменитым, потому что еще в юности сумел заручиться дружбой Данте Габриэля Россетти. Если бы ему это не удалось, говорит Карнеги, он мог бы умереть в бедности.
Если вы внимательно прочтете главы о значении улыбки, о том, как хвалить человека, сидящего напротив вас, и о других способах вызвать у него ощущение душевного комфорта и раскованности, чтобы он сделал то, чего вы хотите, с ощущением, что он сам этого хотел, — за каждой строкой перед вами будут возникать известные вам лица нашей общественной жизни.
Чтобы понравиться людям и сделать их своими друзьями, надо знать, чего они больше всего хотят, например, знать, почему они так хотят, чтобы их хвалили. Среди многих теорий, которым учит эта старая книга, есть идея, что главный мотив человеческих поступков не секс, а потребность ощутить собственную значимость. Карнеги говорит, что один и тот же импульс побуждал Диккенса писать, а гангстера Диллинджера грабить банки: это было желание увидеть свое имя в газетах (автор признает, что между способами, которыми они удовлетворяли свою потребность, все же есть разница, но считает это философскими нюансами, не имеющими ничего общего с законами успеха).
Читать дальше