Сергей Боровиков - В русском жанре. Из жизни читателя

1. Коньки свои снегурочки, подарил детсад.

Чтоб дети вспоминали его…

2. Сам он вскочил, на коня верхом

Чтоб до Звёздочке дотянутся рукой.

Не доставший он рукой, став на стремена,

Вспомнил Махновские времена.

Махно нет давно уже,—

Но зато Пиночет живой.

3. Взмахнул рукой, попал он тёлочку,

Второй рукой взмахнул он:

Чужую племенную бурёнушку.

4. Лишь бы были червончики,

Лишь бы платили валютчики,—

Мы дойдём до гидро-узла.

У нас мундир, и вера и закон!

Это запись у бывших пионеров, которые учатся учебном заведении

Кулдашев Николай Дмитриевич 1934 г рождений».

Сколько тогда получали редакции писем вроде этого, у меня сохранившегося. При том, что «работа с письмами трудящихся» была поставлена в Советском государстве основательно — каждое требовало регистрации и ответа (что, правда, часто подменяло действенную реакцию), в случаях явной ненормальности автора письма, проверки и меры размывались в пустоту. А сколько их было! От почти уж вовсе замученных бесконечными жизненными невзгодами того времени… Помню письма под общим названием «Просто я работаю волшебником» о том, как автора упрятали в психбольницу: «И они подогнали машину “скорой помощи” прямо к крыльцу моего дома, чтобы проходящие граждане не увидели, как в СССР на практике осуществляется бесплатное медицинское обслуживание».

Человечки с большой буквы.

Насколько помер гуманнее, примиряюще ласковее, чем умер.

Взгрустнётся, бывает, по советскому времени, а тут тебе по ТВ — нет, даже не «Падение Берлина» или «Кавалер Золотой Звезды», а поздний, но поэтому более злокачественный Балуев, знакомиться с которым предложил Вадим Кожевников, а потому ещё и на кинофестиваль… вытащили его в противовес Феллини…

И сразу так легко делается от мысли, что как бы то ни было, но так уже не будет.

Очень давно, едва начав читать толстые книги, я задался вопросом: почему одни писатели нумеруют главы арабскими, а другие римскими цифрами? Почему одни прибегают к делению текста на части, тома, книги, а другие нет?

Ответа не нашёл. Можно было бы начать приводить примеры, но совестно — каждый ведь может взять и сравнить, хоть Толстого, хоть Достоевского, хоть кого хошь.

К своим смешным рассказам Пантелеймон Романов вызывающе не затруднялся подыскивать заголовки. «Крепкий народ», «Нераспорядительный народ», «Дружный народ», «Мелкий народ», «Терпеливый народ», «Гостеприимный народ»; «Хороший комитет», «Хорошая наука», «Хороший характер», «Хорошие места», «Хороший начальник», «Хорошие люди»; «Плохой председатель», «Плохой человек», «Неподходящий человек», «Плохой номер», и т. д.

Есть ли у нас серьёзные работы по заголовкам? Я когда-то интересовался этим (начал с Лескова, крайне изобретательного не только в заголовках, но и в определении жанров своих сочинений), и, как обычно, забросил. А ведь название много говорит о сути писательской. А ещё: «Как вы яхту назовёте, так она и поплывёт». По воспоминаниям Бунина, Леонид Андреев заставил М. Горького исправить название первой его знаменитой пьесы «На дне», которая первоначально именовалась «На дне жизни». Сам Андреев иногда одновременно импрессионистски резок и практически изобретателен: «Красный смех», «Рассказ о семи повешенных», «Конь в Сенате», «Предстояла кража», «Рассказ, который никогда не будет окончен», «Тот, кто получает пощёчины», но чаще неизобретателен. Горький же явно не трудился над названием: у него есть четыре «Жизни…», пять «Рассказов о…», двадцать один текст просто «О…», три «Случая с…», есть, правда, неожиданный «Город Жёлтого дьявола». Бунин, кажется, почти, как и Горький, равнодушен к названию. Редко-редко — загадка, вроде «Петлистые уши», «Я всё молчу», но фокус в том, что очень часто предельно простое — «Господин из Сан-Франциско», «Солнечный удар», оказывается многомерным. В этом он как бы следует Льву Толстому. У А. Куприна яркие названия наперечёт: «Механическое правосудие», «Запечатанные младенцы» — вот и всё.

Все они учились у Чехова, а он?

У Антона Павловича, как и в его «свадебной» Греции, всё есть. И бесконечные «В…», бесчисленные заголовки-краткие существительные или имена героев. Но зато есть и «Анна на шее», «Весь в дедушку», «Володя большой и Володя маленький», «Герой барыня», «Глупый француз», «Женщина с точки зрения пьяницы», «Живая хронология», «Забыл!!!», «Идиллия — увы и ах!», «Интеллигентное бревно», «Контрабас и флейта», «Кухарка женится», «Лошадиная фамилия», «Мошенники поневоле», «Невидимые миру слёзы», «Пересолил», «Разговор человека с собакой», «Скрипка Ротшильда», «Спать хочется», «Стража под стражей», «Толстый и тонкий», «Умный дворник», «Человек в футляре» и другие — бесконечно!