Сергей Боровиков - В русском жанре. Из жизни читателя

Как-то классе в четвёртом-пятом я обнаружил среди старых альбомов и журналов несколько пожелтевших газет. В одних страницы сплошь были заняты стенограммами судебного процесса. Там мелькали знакомые слова — например, троцкизм. И незнакомые фамилии, например, Каменев и Радек. Это не произвело на меня большого впечатления, зато в следующей древней «Правде» я увидел такое, отчего у мальчика, росшего сразу после войны, голова пошла кругом. Странный текст назывался «Визит тов. Молотова в Берлин». И там всем известное лицо с короткими светлыми усиками красовалось в улыбчивой близи от не менее известного лица с короткими чёрными усиками!

Как отец не побоялся хранить эти газеты в сороковые, пятидесятые годы?

А когда «Правда» (1962) напечатала стихотворение Евтушенко «Наследники Сталина», отец вырезал его из газеты и вклеил в сборник поэта «Взмах руки», вышедший в том же году, объяснив: скоро «Наследников» запретят и в книгах не напечатают. Так оно и вышло.

«Предварительные итоги» не во всём сделаны по-трифоновски, а «Обмен» так ещё «сырее». Там — прямые обличения. Там — Белибердяев. И странность сюжета: почему бы герою просто не разойтись с Ритой?

В финале «Долгого прощания» Ребров думает о другой жизни. Вообще, кроме «Дома на набережной», названия всех повестей и романа «Время и место» взаимозаменимы.

Финал «Долгого прощания» почему-то разочаровывает. Кажется, надо бы радоваться за успешного Реброва, но словно бы досадно — пусть бы жил с Лялей. Скороговорка финала резко отлична от остального предыдущего повествования. Главное же: возможно ли такое сознательное перерождение?

Ляля же — прямая отсылка к чеховской Душечке — жалеет всех мужчин, от поэта-инвалида до проходимца Смолянова.

Болезнь Антипова — появление Мирона — из Раскольникова-Разумихина.

«Время и место» (особенно, но и другие) рождает во мне чувство — я хочу быть среди героев. Это свойство книг только больших писателей.

Заманчиво было бы вывести Трифонова из шестидесятнической тоски: «Проливается чёрными ручьями эта музыка прямо в кровь мою».

Только ведь у Окуджавы: «С нами женщины, все они красивы», у Окуджавы: «Может, встретимся в городском саду». У Трифонова же: «Теперь этого здания нет», «Нет их никого во флигелёчке», «Никого из этих мальчиков нет теперь на белом свете».

Трифонов как никто укрупнил ведущую черту советской жизни — разрыв времени и места, невозможность сколько-нибудь гармоничного их соединения.

Почему же только советской, ведь жизнь везде и во все времена беспощадна своею дискретностью.

Но — есть же лондонский паб, который с XVIII века и доныне живёт под тою же вывеской, что и триста лет назад. Хотя бы это, хотя бы это.

Категория совести — ведущая у писателя Юрия Трифонова.

«Он как бы оперировал на себе» («Время и место») — эпиграф к прозе Трифонова.

«С 7 по 12 апреля

Проводится реализация абонементов на книгу А. Дюма “Граф Монте-Кристо” (2 тома).

Запись на формирование очереди: инвалидов войны — с 8 часов 7 апреля, участников войны — с 8 часов 8 апреля.

Дни реализации абонементов: суббота с 9 до 18 часов — инвалидам войны и ветеранам партии (400 шт.), воскресенье — с 9 до 18 часов — участникам войны (350 шт.), четверг с 11 до 20 часов — участникам войны — (350 шт.). Для приобретения абонементов необходимо сдать 40 кг макулатуры. Первоначальная сдача не менее 20 кг. Среда и пятница — доприем макулатуры до 40 кг по имеющимся на руках абонементам.

Адреса приёмных пунктов-магазинов…

Во всех приёмных пунктах-магазинах в обмен на текстильное сырьё и макулатуру реализуются станки для бритья и лезвия производства ФРГ фирмы “Вилаксон”

По САРАТОВВТОРРЕСУРСЫ»

(Саратовская газета «Коммунист». 1990, апрель)

«Багаж гражданки В., выезжающей на постоянное место жительства из Крыма в Грецию, поразил даже видавших виды работников правоохранительных органов: в пяти крупногабаритных контейнерах она собиралась вывезти из страны 14 пианино, 10 холодильников, 338 сервизов, 24 ковра, 1200 комплектов постельных принадлежностей, более 2200 скатертей, 150 электроутюгов, 1200 кусков импортного мыла и других товаров плюс драгоценностей на 15000 рублей. А весь багаж “потянул” на сумму 150000 рублей и уплыл бы за границу на теплоходе “Самуил Маршак”, если бы не работники областного управления ОБХСС, которые теперь выясняют происхождение содержимого пяти контейнеров и причины “халатности” таможенников Керченского торгового порта, пропустивших груз на теплоход» (Московские новости. 1991).