Ефим Добин - История девяти сюжетов [рассказы литературоведа]

Когда вольноопределяющийся Иванов добровольно пошел воевать, мысль, что придется убивать людей, «как-то уходила» от него. Он представлял себе только, как будет «подставлять свою грудь под пули». И он действительно подставил.

А несчастный феллах? Он и не слышал никогда ни о России, ни о Болгарии до тех пор, пока его не мобилизовали, не надели солдатский мундир, не дали в руки патентованную английскую винтовку Пибоди и Мартини и не отправили на передовую линию. А если бы он попытался отказаться, его стали бы бить палками. «А то, быть может, какой-нибудь паша всадил бы в него пулю из револьвера».

Когда он убедился, что русские не боятся его английской винтовки и храбро лезут вперед, он насмерть перепугался и хотел улизнуть. Но «какой-то маленький человечек, которого он мог бы убить одним ударом своего черного кулака, подскочил и воткнул ему штык в сердце.

Чем же он виноват?»

Да, египетский феллах не виноват, что ему велели стрелять в мирных болгар, в русских воинов, двинувшихся из далекой страны на севере, чтобы спасать от растерзания болгарские семьи.

«И чем виноват я, хотя я и убил его?» Этот мучительный моральный допрос самого себя и оказался в центре сюжета «Четырех дней», став его внутренним двигателем. Без того поворота, который внес Гаршин, рассказ не произвел бы такого потрясающего впечатления на все русское общество.

В единичный эпизод с поля боя вместился сюжет широчайшей значимости. В статье «Смерть В. М. Гаршина» чуткий Глеб Успенский так определил внутреннюю тему «Четырех дней»: «Убийство друг друга людьми, не имеющими к этому ни тени надобности, факт… тяготеющий над всем человечеством…»

Останься Гаршин в рамках случая с рядовым 138-го пехотного Волховского полка Василием Арсеньевым, сюжет рассказа не стал бы опорой громадной социальной темы. Не стал бы выразителем глубокой гуманистической идеи.

Место действия этого рассказа отнюдь не экзотично. Не ледяные пустыни арктической Аляски, не коралловые острова Полинезии, не живописная Калифорния, а самый заурядный средний американский город.

Герой рассказа не золотоискатель, не обветренный штормами моряк, не туземец «страшных Соломоновых островов». Это литератор-социолог — профессия довольно редкая в то время, когда писался рассказ (1910 год).

Картер Уотсон изучает бедственное положение низов в современном обществе. Названия его произведений: «Истощенный рабочий», «Сельские трущобы Англии», «Пещерные люди цивилизации» — красноречиво говорят сами за себя.

Со спокойствием энтомолога, накалывающего на булавку бабочку или жука, Картер Уотсон прилежно собирал факты. С сознанием исполненного долга он добросовестно систематизировал их в научных трудах.

Однажды во время вечерней прогулки Уотсон заглянул в бар. Отнюдь не для того, чтобы пропустить стаканчик шотландского виски, а для очередных социологических наблюдений. Что бар «Вандом» пользовался весьма сомнительной репутацией, Уотсону было известно.

Он прошел большой зал обычного трактирного типа, затем длинный коридор и забрел на кухню.

Там ужинал сам хозяин, Пэтси Хоран. В этот день он с утра был не в духе. В такое время слуги бара старались реже попадаться ему на глаза. Но Уотсон этого не знал.

А кабатчик не знал, что вошедший известен в городе как литератор, автор 27 книг. Пэтси заметил только, что у незнакомца торчал под мышкой иллюстрированный журнал. Хозяин бара вскипел, однако, от злости. Он решил, что посетитель — один из тех назойливых субъектов, которые наклеивают на стены рекламные объявления.

«Вон отсюда!» — взревел Пэтси без всяких объяснений и вступительных слов. Уважаемый социолог опешил. Пэтси Хоран облил его потоком «сочных и довольно-таки отвратительных эпитетов». Уотсон вовсе не хотел пополнять таким способом свой словарный запас. Не имел он также желания ввязываться в ссору.

«Если я вас чем-нибудь неумышленно обидел…» — начал он вежливо. Закончить фразу ему не удалось.

«Заткни глотку и убирайся прочь!» — заревел Пэтси, размахивая ножом и вилкой. Уотсон поспешно направился к выходу. Хозяина бара это привело в еще большую ярость. Он кинулся на посетителя. Но просчитался. Пэтси был всего лишь «напористый и грубый» трактирщик. А Уотсон, знакомый с нравами трущоб, обстоятельно, как он это делал всегда, изучил боксерские приемы и тактику.