Дмитрий Кленовский: «…Я молчал 20 лет, но это отразилось на мне скорее благоприятно»: Письма Д.И. Кленовского В.Ф. Маркову (1952-1962)

4 ноября 1957 г. Марков написал Г.П. Струве: «Меня радует, что Кленовский остался доволен критикой, ибо я был предельно откровенен» (Hoover. Gleb Struve Papers. Box 96. Folder 4).

Кленовский оказался прав, такая книжка, хоть и не вскорости, но вышла: Трубецкой Ю. Терновник. Париж: Рифма, 1962.

В октябре — ноябре 1957 г. Марковы были заняты покупкой дома в Лос-Анджелесе (2943 Selby Avenue, Los Angeles 64) и переездом в него.

Туберкулез.

Марков В. О поэзии Георгия Иванова // Опыты. 1957. № 8. С. 83–92.

Из стихотворения Г.В. Иванова «Бредет старик на рыбный рынок…» (опубл. В 1957 г.).

Марков В. О поэзии Георгия Иванова // Опыты. 1957. № 8. С. 83–92.

Кленовский спорит со следующим пассажем Маркова: «Есть еще нечто в этих стихах, за что любишь поэта, нечто, может быть, самое главное. Но здесь хочется сказать ивановским неблагожелателям: да, конечно, духовный план важнее эстетического, но вы в духовном-то плане видите у Георгия Иванова не то, что нужно. Нечто, о котором мы говорим, выражается в одном слове: все-таки.

И все-таки струны рванулись,

Бессмысленным счастьем звуча…

Ну а все-таки, милая тучка,

Я тебя в это сердце возьму.

И счастье “бессмысленно”, и тучка “не особенно важная штучка”, а все-таки. Блок писал о “бессмысленном и тусклом свете”, Фет жаловался, что “сердца бедного кончается полет одной бессильною истомой”, т. е. основные отрицательные мотивы поэзии Георгия Иванова не столь уж оригинальны. Но у кого было такое “все-таки"? Разве только у Чайковского в последней части Четвертой симфонии (“жить все-таки можно”), но насколько это и беднее, и мельче. Стихи Георгия Иванова не о нигилизме, а о невозможности нигилизма, о преодолении его. Даже там, где нет слова “все-таки”, оно все-таки присутствует» (Там же. С. 90).

Споря с недругами Георгия Иванова, Марков писал: «Фамилия Иванов даже символична. По его стихам историки потом смогут изучать сознание нашей эпохи. Остается только удивляться слепоте критиков, проповедующих поэзию современную, злободневную и не отрешенную от времени. Все эти качества есть у стихов Георгия Иванова, он не менее “современен”, чем Некрасов для своего времени. Мы все Ивановы, другой Цветаевой нет и быть не может, Ходасевичи вымерли или вымирают» (Там же. С. 85).

Из стихотворения Г.В. Иванова «Все туман. Бреду в тумане я…» (опубл. в 1953 г.). Марков в своей статье приводил строки из этого стихотворения: «И с ученым или неучем / Говорить мне, в общем, не о чем» — и утверждал, что Иванов «этой фразой творит чудо: простой разговорной интонацией, какой-то повседневной сложностью самой мысли он очеловечивает мизантропию» (Там же. С. 89).

От фр. gouter — смаковать.

Марков делил читателей Г.В. Иванова на два типа: «стыдливых защитников», которые «признают, что у поэта есть вещи, не совсем приемлемые в хорошем обществе, и они готовы принести обществу за поэта свои искренние извинения», а также «хулителей», «которые, в общем, признают “довольно высокое” качество его стихов, но их отталкивает, раздражает, возмущает то, что они называют “нигилизмом”. <���…> Они советовали Георгию Иванову быть последовательным и “цельным” (как они) и идти самоубиваться, а не соблазнять других» (Там же. С. 86–87).

Сравнивая Г.В. Иванова с В.Ф. Ходасевичем, Марков писал: «Ходасевич — неличный поэт, он редко приоткрывает закоулки своей души. Но он не принимает и мира вокруг себя, и поэтому редко видит его (в широком смысле, конечно; детали он видитхорошо). Верховная ценность для него — культура, традиция. Он служил этой традиции и, трагически идя навстречу предрешенной “великой неудаче”, пытался привести в гармонию свое сознание блоковской эпохи и свой вкус XVIII века» (Там же. С. 85).

По мнению Маркова, «Боратынскому прощают то, чего не прощают Георгию Иванову, ибо у Боратынского — человек с большой буквы, значит не я, все в порядке» (Там же. С. 86–87).

Стенокардия (лат.).

Иванов Г. Стихи: 1943–1958 / Вступ. ст. Р.Б. Гуля. Нью-Йорк: Изд-во «Нового журнала», 1958.

Правнучка Е.А. Баратынского, поэтесса, участница сан-францисского Литературнохудожественного кружка Наталия Николаевна Дудорова (1890—?) жила в университетском городке Пало-Альто, в часе езды от Сан-Франциско.