Эммануил Райс - «Хочется взять все замечательное, что в силах воспринять, и хранить его...» - Письма Э.М. Райса В.Ф. Маркову (1955-1978)

3. Моральный пафос Белого гораздо свежее и сильнее, чем у Джойса, вообще любящего ситуироваться вне добра и зла, их все-таки не исчерпав по глубине. У него более или менее устарелая «переоценка ценностей» в моде начала 20-х годов, очень спокойная, тогда как Белый горит и зажигает читателя «последними вопросами» в апокалиптически напряженной атмосфере.

4. У Джойса спокойная, почти экспериментальная вивисекция языка: «а вот, попробую, если я так скажу, то что из этого выйдет?» У Белого — творчество непосредственное, из его юродства, если хотите, но из глубин его личности, а не только разумное экспериментирование.

Причины легко было бы умножить, но, в общем, я думаю, можно сказать, что новизна Джойса, хотя и рафинированно разработаннее в подробностях (можно больше нацарапать отдельных удачных словесных или метафорических находок, пожалуй), бледнее, благополучнее, ограниченнее, менее ангажирована, чем новизна Белого, и с течением времени оказывается, что Белый острее и правильнее ощущал грядущее, чем Джойс.

При этом я ограничился только «Петербургом». Что же сказать о поэтическом творчестве, которое у Джойса вообще слабо за 2 исключениями: «Ballad of Persse O’Reilly» и еще один отрывок. А где Вы найдете у Джойса такие книги, как «Луг зеленый», «На перевале», «Символизм», «Арабески» — кишащие живой мыслью?

Пока для меня «Ulysses» — его вершина. «Dubliners» — просто Чехов, но похуже, а «А Portret of a young man», действительно сырой эскиз на сюжет «Ulysses». Похоже, что и сюжетами он беднее Белого.

Наконец — где Вы видите у Джойса такое смелое построение своеобразного космоса, как в «Котике Летаеве»?

Пастернака [79] Райс принимал участие в подготовке издания: Boris Pasternak: Une etude / ParY. Berger, choix de textes, trad, inedites, portraits, documents, bibliographic. Paris: P. Seghers, 1958. и при составлении антологии очень любил, но боялся, что любовь эта — чересчур неразделенна. Хотя Вы проницательно отметили колебания в заметках.

Насчет Бунина — Вы правильно угадали — он считал себя прежде всего лирическим поэтом, и когда раз в его присутствии похвалили Блока, он сказал: «А разве не Иван Бунин лучший русский поэт XX века?»

О чужих стихах он говорил мало, потому что их ему не показывали…

«Прежде всего» я не считаю Бунина ни поэтом, ни прозаиком. Считаю скандально возмутительным, что Стокгольмская академия не нашла в русской литературе никакого другого лауреата. А где Толстой, Чехов, Розанов, Мережковский, Блок, Белый, Шестов, Бердяев, хоть Горький, хоть Пильняк, хоть Ремизов — и имя им легион?

«Удачи» у него изредка попадаются: «Казимир Станиславович», «Воды многие», «Ворон», «Чистый понедельник», 2–3 стихотворения (сонет «В плавнях»), но сравните, напр<���имер>, его знаменитый «Солнечный удар» с чеховской «Дамой с собачкой». Это даже не хуже, это просто не существует рядом с Чеховым. А его не менее знаменитая «удостоившаяся» «Деревня»? — плохо скомканный набор внешних наблюдений.

Нет — как хотите, старика перехвалили! Писать он умел, метафоры иногда находил удачные, иногда ему удавалось «создать атмосферу». Но как не стыдно говорить о том, что с ним ушел последний великий русский писатель при жизни Ремизова или Набокова-Сирина, не говоря, напр<���имер>, о Леонове или Паустовском, ибо это ведь не их вина, если им запрещают говорить свободно.

Но я верю в великое будущее русской литературы, даже не очень отдаленное. М. б., сразу после уничтожения рабства еще все и не расшевелится, но в России есть невероятные человеческие ресурсы. Вот, напр<���имер>, Вы — Вы — это как если бы большевизма и не было. И Вы не один. Недавно познакомился с юношей эмигрантом (лет ему 20) — из хорошей семьи (из бывш<���их> литер<���атурных> кругов Москвы) — и он, хотя и не пишет, но все знает и всем интересуется. Напр<���имер>, знает и любит Хлебникова и религиозн<���ую> философию Флоренского. Главное даже не то, что он «знает», а то, что с ним можно говорить как с равным — без всякой специфической советчины в смысле ограниченности или натасканности.

Как это Вам всем удается в советских условиях сохранить свое я и свою личность и создать себе культуру — не понимаю. Но пока Вы есть — все возможно, и я верю, что Урин на следующий день после настоящего освобождения покажет нам прекрасные, настоящие стихи, которые будут шагом вперед русской поэзии. И не он один — и Смеляков, и Мартынов, и еще…

Пишите, дорогой Владимир Федорович. Если бы Вы только знали, как я Вашим письмам рад. А отвечаю редко и с трудом потому, что не только занят, но и переутомлен. Бывает, находится свободное время, но сил нет для настоящего письма, как следует. Надеялся было летом в Швейцарии отдохнуть, но получил только месяц отпуску, и все время шел дождь.