Александр Волков: Страшные немецкие сказки

В эпоху Просвещения с утратой веры в чудесное термину «сказка» было придано иное значение. В приложении к Оксфордскому словарю зафиксировано за 1750 г. понятие «волшебная сказка» как «небылица, невероятная история» и даже «ложь» [7] Толкин Дж. Р.Р. О волшебных сказках / Пер. С. Кошелева под ред. И. Тогоевой. М.: РИФ, 1991. С. 249. . Немецкий историк и поэт И.Г. Гердер в 1777 г. писал о сущности сказок: «Они в известной степени суть результат верований рода, его чувственных представлений, его сил и влечений, когда люди мечтают, потому что не знают, верят, потому что не видят… так что это большая тема для историка человечества, для поэта, для знатока поэтики и философа» [8] Скурла Г. Братья Гримм. Жизнь и творчество / Пер. С. Шлапоберской. М.: Радуга, 1989. С. 67. . В этих словах заключен манифест всех последующих знатоков фольклора: сочинители сказок — люди прекрасные и чистые, но незнающие и невидящие, наукой не просветленные, хотя плоды их фантазии — величайшее достояние культуры.

Наши фольклористы определяли сказку как устный рассказ, созданный с целью развлечения и содержащий «необычные в бытовом смысле события» [9] Пропп В.Я. Русская сказка. С. 24. . Хрестоматийной стала пушкинская фраза: «Сказка — ложь, да в ней намек! Добрым молодцам урок». В том, что «сказка — ложь», исследователи проявили удивительное единодушие. Недостоверности был присвоен статус одной из сказочных традиционных форм [10] Мифы народов мира М.: Гл. ред. С.А. Токарев. М.: Советская энциклопедия, 1992. Т. 2. С. 444. . При этом миф ( греч. «предание, сказание»), напротив, ассоциировался с «правдой» [11] Мифы народов мира. М.: Советская энциклопедия, 1991. Т. 1. С. 13. , которая рассказывается отнюдь не с развлекательными целями. Собственно, миф отличается от сказки только отношением к нему рассказчика и слушателя: верят они в действительность описываемых событий или не верят [12] Пропп В.Я. Русская сказка. С. 34. . Со стороны Проппа последнее утверждение было весьма смелым. Он, хотя и выводил сказку из мифа, все же относил ее к доисторической эпохе. Получается, уже в ту пору люди сознательно привирали.

Не забудем: сказка — принадлежность народа. А обвинять народ во лжи — пусть даже милой, безобидной, игривой — как-то нехорошо. Поэтому в царской России ценители народного творчества выражались о сказках чрезвычайно осторожно. А.Н. Афанасьев полагал, что в них «нет ни нарочно сочиненной лжи, ни намеренного уклонения от действительного мира» [13] Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. М.: Эксмо; СПб.: Мидгард, 2008. С. 43. . Мол, не хотели ничего искажать — само собой получилось. Однако вовремя спохватились и воспользовались приемом «повторения», не отважившись «дать своей фантазии произвол, легко переходящий должные границы и увлекающий в область странных, чудовищных представлений» [14] Народные русские сказки А.Н. Афанасьева / Комм. Л.Г. Барага и Н.В. Новикова. М.: Наука, 1984. Т. 1. С. 8. . Любопытное замечание крупнейшего собирателя русских сказок! Оказывается, ужасы, которыми наполнен его сборник и подобные ему (например, сборник И.А. Худякова), — далеко не предел!

Афанасьев принужден был искать какие-то объяснения, если не оправдания сказкам. Сам он им не верил, а между тем наблюдения фольклористов и этнографов свидетельствовали об искренности сказочников. Так, Е.Р. Романов утверждал, что волшебные сказки для народной массы служат «сказаниями о чем-то совершившемся или даже совершающемся», что в существование летающих змеев она верит. А.К. Сержпутовский уверял, что «народ смотрит на сказочные эпизоды как на действительно бывшие события». Д.К. Зеленин замечал, что пермские сказочники верят в действительность описываемых ими в сказках событий [15] Новиков Н.В. Указ. соч. С. 17, 19. Новиков, пожалуй, самый добросовестный советский исследователь восточнославянских сказок. Он скрупулезно изучал сказки, не подстраивая их под готовую концепцию. Многие собранные им факты в общепринятые суждения не вписываются. Однако, критикуя того же Проппа, он весьма умерен — авторитет последнего был непререкаем. . О вере украинцев в сказочные чудеса говорил П.П. Чубинский: «Народ всегда слушает эти сказки серьезно, спокойно, и если завязывается после рассказа разговор, то чаще высказывается слушателями удивление к рассказанным событиям и лицам и замечания о том, что все это могло быть, да и теперь может быть» [16] Воронцов В А. Подлинные истоки волшебной сказки. Казань: Intelpress+, 2011. С. 10. .