Лёха Андреев - Сядьте на пол

Выходит, хранить в шкафу печенье вместо купюр — не такая уж глупость! И локальные валюты, и безденежные отношения дети понимают без особых проблем. Потому что именно детство — это мир самых разнообразных сокровищ, которые ещё не сведены к одномерной шкале оценок.

«В Питере гуляли по барахолке на Удельной и учились торговаться. Это ведь большой культурный пробел у нас, диких белых людей. В Египте я видел пацанов лет по семь, которые очень бойко и умело торгуются. А у нас даже взрослые не умеют, и вынуждены переплачивать постоянно. Я и сам на этом рынке, когда пришёл первый раз, купил мельхиоровые ложки не торгуясь, как советский человек — а потом в глубине рынка встретил такие же, но на 200 рублей дешевле.

Ну и решил своего отпрыска просветить. Объяснил, что продавец старается подороже продать, а покупатель — подешевле купить. Так и возникает договорная цена. Кит тут же решил пробовать. Подошел к очередному развалу.

— А это сколько стоит?

— Пятьдесят рублей.

— Хорошо… тогда давайте за копейку!

Неплохо для первого раза. Я бы даже сказал, логично: если уж понижать, то до самого плинтуса». (октябрь 2008)

Да, в советской культуре умение торговаться ассоциировалось с жуликоватостью. Но разве тот, кто написал фиксированную цену на ценнике — представитель самой честной системы? Нет, конечно. Когда вы торгуетесь, вы заявляете миру, что не принимаете ту условную ценность, которую вам навязывают как абсолютную. Вы сами устанавливаете цену — а не Госплан, не Центробанк и не те жулики с валютной биржи, из-за которых рубль упал.

И главное, мы знали об этом ещё в детстве… до появления у нас денег! Я прекрасно помню этот многомерный безденежный мир своих семи лет, когда две пробки меняются на пять фантиков, а три солдатские пуговицы отдаются за "покататься на твоем велике" — но пуговицы при этом конечно жестяные, а не литые, потому что литые гораздо ценней, за три литых можно выменять даже значок с винтом. Если сговориться, конечно.

Иногда в эти мультивалютные торги играли и взрослые. Один знакомый моих родителей, серьезный военный дядька, коллекционировал только копейки разных лет; а у меня как раз была редкая копеечка 1928 года, которую он долго искал. Пришлось ему отвались за неё серебряный полтинник. Вы только подумайте, полтинник за медную копейку! Полный взлом линейной финансовой математики!

Зато сразу вспоминается рынок, где каждый сам устанавливает цену. Этот принцип еще тогда, в детстве, продемонстрировал мне на практике младший брат Антон, который стащил из моей коллекции самую старую монету, петровскую полушку, и обменял её на пару пластмассовых индейцев. Ох и ругал я тогда братца! — потому что полушка ушла безвозвратно.

Спустя тридцать лет, когда мы с братом гуляли по рынку на Удельной, я увидел точно такую полушку — и для смеха купил её, не торгуясь. И на этот раз братец, взрослый уже бизнесмен, поругал меня: дескать, зачем так сразу купил, сохран у монетки не очень, по каталогу она явно дешевле…

Но вот этого мне и не хочется: чтобы всё разнообразие наших ценностей нивелировалось до купли-продажи за стандартные деньги. Когда дети стали ходить в школу, оно сразу началось: регулярные сообщения о том, что сколько стоит, и размышления в духе «если бы у меня был миллион». И мне совершенно не хочется поддерживать такое одномерное мышление регулярной выдачей карманных денег.

Зато всякие обменные истории, истории прямых человеческих договоренностей, меня очень радуют. Во втором классе Киту на очередном празднике подарили наборы-конструкторы. Собирая дома свою модель Оперного театра Сиднея, он с удовольствием рассказывал, что вначале ему дали другой набор, с моделью какого-то скучного небоскреба, который ему не понравился. Но потом он поменялся с Олегом, а после поменялся с Артемом, а потом обратно разменялся, затем ещё с кем-то… И в общем, получил такую почти космическую конструкцию, как раз по своему вкусу.

«А потом нам запретили меняться», — добавил он, давая понять, что можно было ещё лучше настроить отношения с миром.

И я тут же вспомнил: как раз на днях правительство США заявило, что отныне будет контролировать все обменные операции с виртуальной валютой Bitcoin, которая грозит подорвать классическую финансовую систему. Кажется, шибко грамотные опять пытаются загнать нас в рамки своей «единственно верной» ценности? Ничего, прорвёмся.

«Кит сегодня напомнил мне, как я запретил ему брать видеокамеру в обмен на пугач. У них там в четвёртом классе уже вовсю процветает обмен и торговля, и мои запреты его напрягают. Вот он и попытался выяснить общие признаки легитимного бизнеса. Оказалось не так просто сформулировать. Ну, с камерой понятно: она дорогая, наверняка родительская; могут сказать, что ты её украл вообще. А если купить? Должен быть договор — доказательство. А можно ли продавать селитру и смеси для дымовухи? Не стоит, это из категории опасных веществ. Можно ли тогда продавать сами рецепты, без веществ? Наверное, можно. А можно ли навариваться на дефиците? Не лучший вариант, потому что репутация — это тоже ценность. Но если ты сам потратился, чтобы достать редкую вещь — должна же быть наценка? Блин, вот что надо им преподавать в школе! А не Муму топить!» (октябрь 2014)