Шалва Амонашвили - Как живете, дети?

Так нужна ли особая педагогика, как дедушкам и бабушкам воспитывать своих внуков и внучек? Думаю, было бы здорово иметь такие книги. Дедушки и бабушки украшают золотую пору детства, насыщают ее любовью, заботой и мудростью.

Если человек прошагал свое детство без общения с самыми добрыми, ласковыми, мудрыми, горячо любящими его людьми — с дедушками и бабушками, это значит, что он потерял тысячу прелестных сказок, тысячу увлекательных прогулок, тысячу радостей от исполнения желаний, тысячу мудрых наставлений, в тысячу раз больше оказался незащищенным, в тысячу раз больше споткнулся о камни и в тысячу раз больше не сочувствовали ему в его горе.

Я закрываю глаза и ухожу в свое глубинное прошлое, когда с недалеких Кавказских гор доносился до нас грохот пушек, и я, уткнувшись в подушку, до поздней ночи ждал возвращения бабушки из колхозной пекарни, где она работала. Приходила бабушка, приносила домой буханку душистого горячего черного хлеба, успокаивала меня, начинала рассказывать сказки, и я засыпал беспечно, с надеждой. А эта беспечность, обретенная мною благодаря душевной доброте и ласке любимого человека, и была для меня не чем иным, как оплодотворением моего сердца человечностью.

По своему опыту знаю, какими драгоценными станут в будущем для каждого моего ребенка воспоминания о своих бабушках и дедушках. И считаю своим долгом помочь им глубже почувствовать преданность этих людей, а бабушкам и дедушкам доставить радость от проявления взаимной детской любви и заботливости.

Дети суетятся: «Успеем? Не успеем?» А успеть надо многое: вынести парты в коридор, расставить стулья, устроить сцену, вывесить плакаты, завершить оформление выставок, прорепетировать...

В 12 часов начинается сдвоенный «урок» для бабушек и дедушек.

Я внутренне спокоен — успеем, конечно. Сегодня последний школьный день, 28 мая, других уроков у нас нет, кроме тех, которыми сейчас заняты дети.

Вчера у нас в классе был прощальный разговор. Дети поделились со мной своими планами на лето, я тоже рассказал им, чем буду занят это время, мы договорились, как переписываться друг с другом.

Вчера же после уроков я пригласил родителей, дети передали им пакеты со своими работами, в них были и характеристики детей.

А сегодня мы завершаем школьный год встречей с самыми добрыми и ласковыми людьми.

Гига и Сандро тащат столик в конец комнаты, ставят на него стул, и Сандро взбирается наверх. Лела подает ему плакат. То, что на нем написано, мы всем классом сочиняли в течение недели. Не удивляйтесь, пожалуйста. Дело в том, что нам нужно было вложить душу в эти несколько слов. Мне нужно было, чтобы дети вникли в суть встречи. И когда кто-то предлагал написать на главном плакате вроде: «Привет дорогим людям!» или же «Спасибо вам, что любите и балуете нас!» и т. д. и т. п. — мы отклоняли его. «Нет, — говорил я детям, — нам нужна более проникновенная мысль, которая выразит и наше чувство, и наше сознание долга!» — и мы продолжали поиск этой мысли. На доске то и дело появлялись и другие варианты содержания главного плаката. Но, в конце концов, мы остановились на варианте, который предложил нам... теперь уже неважно, кто. «Значит, предлагается такое содержание плаката?» — спросил я детей, когда увидел на доске новый вариант.

«Мы должны повторить вашу большую жизнь,

быть такими же сердечными, как вы!»

И мы начали коллективно осмысливать каждое слово. В течение 35 минут урока мысль эта постепенно усовершенствовалась. Кто-то сказал, что Мы должны повторить звучит как-то неэтично, похоже на хвастовство. Первую часть написанною на доске мы изменили так: В нас должна повториться ваша большая жизнь... Вместо слова большая кто-то предложил славная . Слово это понравилось всем, потому что «жизнь может быть длинной, но не славной, и она может быть короткой, но славной и героической». Многим показалось, что вторая часть написанного на доске содержания плаката непоэтична, незвучна, длинна. Сперва эту часть мы исправили так: чуткость вашего сердца , но все же остались недовольны. «У них не только чуткое сердце... Сердце у них большое... Дело вовсе не в том, какое у них сердце...» И тогда я дал три минуты на размышление, после чего мы внесли еще одну поправку: