Шалва Амонашвили - Как живете, дети?

Как порой педагогу легко избавиться от острых проблем воспитания! Не замечай их, это же от тебя зависит! Закрой глаза, заткни уши, уходи подальше от детей — и никакой проблемы не будет!

Есть тут проблема, острая, серьезная. Ее недооценивание, мне кажется, означало бы искусственное усложнение воспитательного процесса, возможное искажение характера многих детей. Есть проблема. Если бы ее не было, эти мальчики не подрались бы и я не заставил бы их стоять друг против друга в пустом классе для объяснений и примирения.

В моем классе многие девочки и мальчики явно симпатизируют другу другу. Эта симпатия не пассивная, не созерцательная. Она поощряет детей к действию, к хорошим и плохим поступкам. Только так я могу объяснить, с одной стороны, взаимную заботливость, которую они проявляют, и, с другой стороны, грубость мальчиков по отношению к тем же девочкам.

Основа всех этих проявлений, я уверен, — неосознанное детьми чувство влюбленности, первые проблески дара любви. Если дать им — этим проблескам — развернуться и развиться в грубых формах взаимоотношений, то получится что я способствую искажению моего же воспитательного процесса. Меня беспокоит мысль о том, что в этих первых проблесках влюбленности мальчики могут приобрести опыт грубого отношения к девочкам, а у девочек создастся впечатление, что мальчики не умеют дружить.

В чем же должна заключаться моя забота?

В том, чтобы, воспользовавшись этими проблесками влюбленности у детей, еще сильнее закрепить в них чуткость, внимание, заботу и преданность друг другу, поощрять в мальчиках мужественность.

Кстати, о мужественности. На днях к нам пришла врач и велела мне после уроков повести всех детей в ее кабинет для обязательной прививки. Дети испугались:

— Больно будет? — спросили девочки врача.

— А как же, будет больно! Это же прививка! — ответила врач и ушла.

— Вот хороший случай проверить, кто из наших мальчиков бесстрашный, а кто — трусишка. А то они все хвастаются и хвастаются! — сказал я детям. — Давайте сделаем так: выберем комиссию в составе трех девочек. Пусть они присутствуют в кабинете врача, когда мальчикам будут делать прививку, и посмотрят, кто из них побоялся, а кто проявил храбрость!

И я утверждаю: именно потому, что в кабинете врача находились Марика, Элла и Ния, все мальчики оказались вдруг мужественными, бесстрашными, во время прививки каждый из них улыбался и твердил: «Нет, мне не больно!»

Думаю, в моем классе самое время поговорить с детьми об отношениях между мальчиками и девочками, о дружбе между мальчиком и девочкой. Сейчас я еще могу дать направление становлению характера детей, воспитать в них чуткость. Я ищу способ, как лучше это сделать, с чего начать. Может быть, опять обратиться к своему детству? В моем воображении рисуется картина этой задушевной беседы. Сяду я на маленький стульчик, они устроятся вокруг меня на полу на своих маленьких соломенных ковриках, и в моем рассказе перед ними предстанет образ мальчишки в коротких штанишках, который, спустя 40 лет, стал их учителем. Я выберу еще день, когда это сделать. Выберу день пасмурный, настраивающий на грустные размышления. А начну с того, что скажу детям прямо: «Эти воспоминания для меня очень дороги. И раз я делюсь с вами моим прошлым, то, значит, не зря. Может быть, мой рассказ поможет вам научиться, как дружить друг с другом девочке и мальчику и как бережно относиться к их дружбе всем остальным, не оскорбляя, не ущемляя их самолюбия». Еще возьму с них слово, что они сохранят рассказанную мною историю в тайне, никому никогда не разгласят ее: «Вы понимаете, ребята, это моя личная жизнь!» Потом же расскажу им примерно следующую сказочную правду.

— Жил-был в одном городе маленький мальчик, звали его Шалвой, по прозвищу Шалун. Учился он в одной школе, во II классе, у одной доброй учительницы. Сидел он в первом ряду, на четвертой парте, один, потому что в классе было нечетное количество детей. И он скучал один за партой. Все время вертелся как чертово колесо или вставал и силой подсаживался третьим за парту. И сидевший с другой стороны парты падал неожиданно на пол и начинал жаловаться. Учительница делала замечание Шалуну и возвращала его обратно на свое место. Когда учительница давала всем самим решать математические примеры, ему хотелось заглянуть в чужую тетрадь. И он опять вставал с места и подходил к другим или же звал других: «Гига, у тебя что получилось?.. Котэ, у тебя тоже так? А у Марики? У Эки?.. Зурико, ты решил?» Учительница опять делала Шалуну замечание. На переменах он доставал из сумки тонкие полоски белой бумаги (эти обрезки он брал на работе отца) и бегал по коридору, размахивая ими. За ним гнались все ребятишки. И он опять получал замечание от доброй учительницы.