Шалва Амонашвили - Как живете, дети?

Мальчики молчат, они угрожающе смотрят друг на друга.

— Это секрет? — спрашиваю я серьезно.

Они кивают головой: «Да, наш секрет!»

— Тогда сделаем так. До начала урока остается еще 10 минут. Оба заходите в класс, там, кроме вас, никого не будет, и поговорите как мужчина с мужчиной, только без кулаков и оскорблений. И помните, вы должны выйти из класса более крепкими друзьями, чем были прежде. Не так ли, ребята? — спрашиваю остальных.

Дети стоят тут же, многие знают в чем дело, а вот Элла, из-за которой подрались мальчишки, и понятия не имеет, что она и есть яблоко раздора.

Дети вталкивают Бондо и Гигу в классную комнату. «Не глупите!» — предупреждает их Илико и закрывает дверь.

Мне часто помогал этот прием. Недоразумение, ссора между двумя ребятишками? Тогда оставайтесь в классе одни, лицом к лицу, тихо-мирно выясняйте свои отношения, пожмите друг другу руки и покажите всем, что вы стали еще лучшими друзьями, чем когда-либо.

Представьте себе, детям нравится такое разрешение спорных проблем.

Ну, конечно, это нелегко: кому заговорить первым, что сказать. Порой, может быть, и не говорят друг другу ничего, просто один из них проявляет больше доброжелательности, уступчивости и протягивает руку другому. Тот сразу и охотно хватает ее и, следуя нашим уговорам, восклицает: «Мир!», а ему в ответ: «Дружба!» Потом они выходят из класса в коридор, улыбаются, краснеют. А дети встречают их с восторгом: «Вот молодцы! Нет ничего дороже дружбы!», и жизнь для этих двоих, и для остальных тоже, становится еще радостнее.

О чем будут говорить между собой Гига и Бондо? Скорее всего, ни о чем. Они, я думаю, будут стоять друг против друга. Подраться, конечно, уже не посмеют, а если не пожмут друг другу руки, то мы их вернем обратно и подождем еще немножко. Или же, в конце концов, поручим кому-нибудь помочь им помириться.

Может быть, по-другому нужно было мне решать эту проблему? Как-никак, дело касается того, что дети опять-таки лезут туда, куда им не полагается входить. Пока им очень рано говорить о каких-то симпатиях друг к другу — «нравится», «любит», «не любит». Они ведь только второклассники, им еще долго учиться и учиться. Учителя и старшеклассникам-то не позволяют говорить о таких чувствах. Мне кажется, что учителя редко проявляют такое единодушие в своих позициях, какое они обнаруживают в отношении того, что мальчик и девочка — пока еще ученики в стенах школы! — влюбляются друг в друга. «Как это можно?!» А заговорить на педсовете, где разбираются такие случаи, о том, что, может быть, настало время учить наших питомцев, как любить, чтобы возвышаться, — рискованно. Это значит поставить под сомнение свою педагогическую репутацию. Школьники изучают поэму Руставели «Витязь в тигровой шкуре», пусть там и говорят о возвышенной любви, о том, как Тариэл, Автандил преданы своим возлюбленным. Но нельзя допустить, чтобы нынешние наши Тариэлы и Автандилы. Нестан-Дарежданы и Тинатины, которые считаются учениками, находятся в стенах школы, обучаются и воспитываются, тоже любили. А разрешить 8—9-летним школьникам вслух заговорить о том, что кто-то из них в кого-то влюблен, будет педагогической ошибкой. Как могут оценить мои коллеги то, что я только что проделал: загнал в пустой класс двух мальчишек, чтобы они помирились друг с другом.

Мне вспоминается сцена, после которой я придерживаюсь строгой педагогической заповеди:

Прикасайся к чувствам ребенка с таким же вдохновением и мастерством, как прикасался к струнам своей лиры Орфей.

Это было давно, когда я еще был начинающим учителем и когда я сам мог возмущаться дерзостью подростка, осмеливающегося влюбиться, сквозь пальцы смотрел на чувства детей и уважал в каждом из них только разумность.

Сцену, повлиявшую на мои педагогические представления, разыграла старая учительница начальных классов в большой учительской старой школы.

Циала Багратовна вошла в учительскую с неприятным шумом. Она силой вела за собой маленького мальчика, тоже, наверное, второклассника. Учительница держала в руке раскрытую тетрадь. Она остановилась в середине большой учительской и громким, раздраженным басом призвала всех уделить ей внимание.

— Минуточку, товарищи!.. Прошу всех посмотреть на этого мальчика!

Мы все — а в старой учительской большой школы в этот момент находилось не менее 50 человек — обернулись, кто-то подошел поближе посмотреть на мальчика.

Циала Багратовна — уважаемый всеми человек, с большим опытом. Раз она взволнована, значит, имеет вескую причину, раз обращается к нам, значит, просит поддержки.