Давид Серван-Шрейбер - Антирак. Новый образ жизни

Я узнал, что в детстве мою пациентку регулярно насиловал отец. Беспомощность, которую она теперь чувствовала перед болезнью, вероятно, была сродни той, что она испытывала в детстве. Лилиан помнила каждую деталь того дня, когда она, шестилетняя девочка, порезала бедро о калитку сада. Отец отвез ее к врачу и сидел там, пока ей без анестезии накладывали швы, почти до самого лобка. Дома он положил ее на живот и, держа за шею, первый раз изнасиловал.

Лилиан рассказала мне, что, проходя многолетний курс психотерапии, она подробно говорила психотерапевту об этих кровосмесительных отношениях с отцом. Она не думала, что есть смысл возвращаться к этим воспоминаниям. «Я давно уже это преодолела», — говорила она. Но связь между этими событиями из ее детства (учитывая ее рассказ о болезни, полный бессилия и страха) и страхом и тревогой, переживаемыми ею сейчас, казалась мне слишком значимой, чтобы пренебречь ею. Она в конце концов послушалась меня и согласилась снова пробудить в своей памяти это прошлое, чтобы поработать над ним вместе со мной.

Рассказывая, она заново пережила тот детский ужас. К ней снова пришла мысль, которая мучила ее тогда: «Что, если в этом виновата я сама? Разве не мое падение в саду и то, что отец увидел мои гениталии у врача, заставили его сделать это со мной?» Как и все жертвы сексуального насилия, Лилиан чувствовала себя частично ответственной за пережитую жестокость. Однако по мере продолжения нашей работы она в какой-то момент внезапно поняла, что ни в чем не виновата. Она была всего лишь маленькой девочкой, и ее отец должен был заботиться о ней, защищать ее. Теперь это было очевидно и для нее самой: она не сделала ничего, что могло оправдать акт агрессии, она просто упала — что может быть более естественным для активной маленькой девочки? Я наблюдал за тем, как связь между взрослой точкой зрения и детским искаженным представлением начала обретать форму.

Постепенно эмоции Лилиан изменились. Страх превратился в оправданный гнев: «Как он мог сделать такое со мной? Как моя мать могла позволить ему делать это в течение многих лет?»

Физические ощущения, как и ее слова, тоже изменились. Испытав снова давление на затылок и страх внизу живота, затем она почувствовала сильное напряжение в груди. Такое бывает, когда человек испытывает гнев.

Сделаю короткое отступление. Некоторые психотерапевтические школы полагают, что цель лечения жертв насилия состоит в том, чтобы довести их до состояния, когда прежнее бессилие, смешанное со страхом, перерастает в справедливый гнев. Однако, на мой взгляд, работать в этом направлении нужно до тех пор, пока пациент не заметит появления внутренних изменений. Важно, что пациента нельзя оставлять с негативными чувствами, будь то гнев или печаль, если он в силах пойти дальше.

В ходе сеанса Лилиан увидела себя маленькой девочкой, эмоционально преданной и физически оскорбленной. Как взрослый человек, она испытывала глубокую печаль и сострадание к этому бедному ребенку. Я ожидал этого, поскольку читал труды Элизабет Кюблер-Росс (Elisabeth Kübler-Ross), описывающей различные стадии «проживания» траура (87). Лилиан поняла, что она, взрослая, может позаботиться об этом ребенке. В самом деле, разве она не защищала яростно своих собственных детей — по ее словам, «как львица» ?

Наконец, она рассказала мне историю своего отца. Он был участником Сопротивления в Голландии во время Второй мировой войны, был арестован нацистами и подвергся пыткам. Лилиан постоянно слышала, как ее бабушка с дедушкой говорили о том, что после этого его словно подменили. Вспоминая об этом, она чувствовала поднимающуюся в ней волну жалости к отцу. Теперь она видела его как человека с огромной потребностью в любви и сострадании, которые его жена, натура холодная, не могла ему дать. Не давали ему этого и родители, пойманные в ловушку культурной традиции, не придававшей значения эмоциям. Его запутавшаяся, растерянная душа прошла через такие суровые испытания, которые, как она сказала, «могли свести с ума любого». Теперь это был «глубокий старик, такой слабый, что и ходит с трудом. Его жизнь так сложна. Мне жаль его».

За время короткой терапии Лилиан перешла от ужаса маленькой изнасилованной девочки к пониманию и даже состраданию — самая взрослая, на мой взгляд, точка зрения. Ни одна из стадий, описанных Элизабет Кюблер-Росс, не была пропущена. Нити между событиями прошлого и теперешними взглядами Лилиан были восстановлены. Как только это произошло, травмирующее воспоминание было «усвоено», как говорят биологи, и потеряло способность вызывать опустошающие эмоции. Лилиан, конечно, не забыла о том, самом первом, изнасиловании, но теперь она говорила так: