Давид Серван-Шрейбер - Антирак. Новый образ жизни

Майкл — социолог и психотерапевт. Кроме того, он руководит несколькими неправительственными организациями. Профессор социологии Йельского университета, основатель Центра «Коммонвил» (Commonweal) в Калифорнии и автор работ о различных подходах к лечению рака, он стал одним из крупнейших мыслителей Америки, изучающих связь между медициной и личностью в современном мире (77). В процессе работы он общался с сотнями больных и, благодаря своему большому опыту, приобрел значительные знания.

Когда я пришел к Майклу, он задал мне несколько ключевых вопросов. Я удивился, что он не стал сосредотачиваться на негативных моментах моей жизни, а заставил говорить о том, что приносило мне наибольшее удовлетворение. Например, он спросил, под какую «музыку жизни» я бы хотел танцевать? Какую «песнь» — уникальную, личную — мне бы хотелось спеть по крайней мере однажды в жизни?

Услышав эти странноватые на первый взгляд вопросы, я почувствовал, как мое сердце стало биться чуть быстрее.

Слегка помедлив, я заговорил о проекте, который давно замышлял, а также о своих опасениях, что мой проект — это, возможно, всего лишь самонадеянная мечта. Мне хотелось написать книгу о том, чему я научился как невролог, использующий естественные методы лечения беспокойства и депрессии. Но я никогда не писал книг, и моя мечта казалась мне недосягаемой, особенно в нынешнем состоянии.

Подняв глаза, я увидел улыбку Майкла. Он выглядел счастливым. Он нашел то, что искал.

— Давид, — сказал он, — я не знаю, что ты еще собираешься сделать в жизни, но я знаю, что ты должен написать эту книгу!

Через некоторое время, храня в своем сердце слова и улыбку Майкла, я начал писать [60]. Как и Мэри, я нашел свой путь к возвращению в нормальный здоровый мир. Подобно шаману, Майклу удалось разжечь пламя жизни, которое несколькими месяцами ранее начало угасать.

По роду своих занятий я был хорошо знаком с проблемой посттравматических расстройств и знал, что лечение, по большей части, не приносит должного эффекта. Препараты, которые прописываются на длительный срок, чтобы дать хоть какой-то результат, уменьшают болезненные переживания лишь на треть, в лучшем случае наполовину (78 — 81). Вот почему я скептически отнесся к слухам о немедикаментозных методах, которые обещали освободить большинство пациентов от симптомов, связанных с самыми болезненными переживаниями в их жизни... всего лишь за несколько недель. Отдельные исследования даже сообщали о положительной реакции в 80% случаев (что сопоставимо с применением антибиотиков в лечении пневмонии у госпитализированных пациентов) (82 — 85).

Однако вскоре моей скепсис уменьшился, и я начал применять эти методы в работе с раковыми больными [61]. Я просил их составить список десяти самых болезненных для них событий. Эти события представлялись мне винтами, с помощью которых крепится большая металлическая пластина, раздавившая у моих пациентов желание жить. После «отвинчивания» одного за другим этих винтов пациенты часто начинали видеть все совсем по-другому. Освободившись от груза, который несли, они получали возможность начать все заново. Да, конечно, такой подход не излечивает рак, но он часто позволяет естественным защитным механизмам заработать с новой силой, что не может не способствовать борьбе с болезнью.

Лилиан была актрисой, она играла на сценах всего мира. Ей было знакомо чувство страха, и она знала все о самообладании. И все же теперь она сидела в моем кабинете, потому что ее старый враг — страх — снова стиснул ее в своих объятиях. Несколькими годами ранее Лилиан успешно прооперировали по поводу миосаркомы (рак мышц), но недавно она узнала, что опухоль вернулась и жить ей, вероятно, осталось всего несколько месяцев.

Лилиан была так напугана, что при рассказе у нее прерывалось дыхание и она не могла закончить начатую фразу. При всем своем старании я не мог помочь ей успокоиться. Она рыдала и без конца повторяла одно и то же: «Вы никак не поймете. И никто не понимает. Я умираю, и никто ничего не может сделать». Я сам недавно начал проходить химиотерапию после рецидива. Слова Лилиан отдавались во мне эхом — я сам испытывал тот же страх. Хотя я взял себе за правило никогда не говорить пациентам о своем заболевании, в тот день я в первый и единственный раз это правило нарушил. Наша беседа записывалась на видеопленку, чтобы послужить инструкцией для студентов и коллег. Отстегнув микрофон, я встал и зашептал ей на ухо: «Знаете, Лилиан, я никогда об этом не говорю больным, но у меня самого тоже рак, и я тоже боюсь. Единственное, что я могу вам сказать, это то, что найти покой и силы в себе самом возможно. Это очень важно, так как этим мы даем себе шанс выздороветь. Именно в этом я постараюсь помочь вам. Рыдания тут же прекратились. Она посмотрела на меня с облегчением. Теперь она уже не одинока. Мы обнялись на несколько секунд и снова смогли начать нашу работу [62].