Джозеф Стиглиц - Цена неравенства. Чем расслоение общества грозит нашему будущему

Есть и другие важнейшие институциональные реформы, которые представляются более эффективными для монетарной политики. Новомодная доктрина, сохраняющаяся в экономической теории, при которой происходит институциональное разделение для достижения различных целей под контролем различных инструментов. С этой точки зрения, центральный банк должен сфокусировать своё внимание на уровне инфляции и таком инструменте выбора, как процентная ставка. Фискальная политика должна заниматься сферой занятости, используя инструментарий налогообложения и политику социальной защиты. К сожалению, эта простота проявляется лишь на теоретическом срезе, а в условиях реальной экономики упомянутого разделения достичь невероятно трудно и необходима серьёзная степень координации. Зачастую желательно использование сразу нескольких инструментов для достижения одной-единственной цели. Кредитные процедуры банков часто испытывают влияние регуляторных требований и уровня процентных ставок; а также количественных ограничений (например, снижения ставок в сфере недвижимости), которые могут быть едва ли не самым эффективным инструментом контроля, чем просто ставка процента.

Потеря чувства национального суверенитета, которая характеризует современные европейские государства, что отразил Джулио Тремонти (Giulio Tremonti), министр финансов Италии того времени, в докладе на встрече министров финансов европейских стран. Его цитировали, когда в августе его правительство получило два письма с угрозами: одно – от группы террористов, а другое – от Европейского центробанка (ЕЦБ). «Письмо от ЕЦБ было хуже». Из статьи Marcus Walker, Charles Forell and Stac Meichtry, «Deepening Crisis over Euro Pits Leader against Leader», Wall Street Journal , 30.12.2011.

Альтернативное объяснение того, что ЕЦБ знает, что финансовым системам не хватает прозрачности, и знает, что инвесторы в курсе того, что они не могут влиять на текущее положение дел, которое могло бы встряхнуть кредитный рынок после коллапса банка Lehman Brothers в сентябре 2008 года. ЕЦБ должен был настоять на большей прозрачности – действительно, это должно было бы стать одним из главных уроков 2008 года. Регуляторам следовало не позволять банкам спекулировать, что наблюдалось прежде; во всяком случае, они должны были потребовать, чтобы банки сначала покупали страховку, а уж потом настаивать на реструктуризации кредитов – и таким образом, чтобы окупить страховку. Кажется, одним аргументом (по крайней мере, на первый взгляд) было: ставить на первое место интересы общества. Ведь «насильственная» реструктуризация кредитов может привести к «финансовой инфекции», распространяющейся на такие большие экономики еврозоны, как Италия, Испания и даже Франция, и вызывающей резкое удорожание кредитов. Но здесь уместен вопрос о том, почему, собственно говоря, вынужденная реструктуризация должна вызвать более сильную заразу, чем добровольная реструктуризация сопоставимой глубины? Напротив, если банковская система хорошо регулируется – с банками, суверенно приобретающими страховку, – то недобровольная реструктуризация должна возмущать финансовые рынки менее. Другое объяснение состоит в том, что, настаивая на её добровольности, ЕЦБ, возможно, пытается обеспечить, чтобы реструктуризация была не слишком глубокой. Причина беспокойства кроется, видимо, в том, что если Греция выйдет из кризиса с глубокой вынужденной реструктуризацией, у других стран появится соблазн попробовать сделать так же. Финансовые рынки, обеспокоенные этим, сразу же повысят процентные ставки на стоимость риска других стран еврозоны, больших и малых. Но страны высокого риска уже были отрезаны от финансовых рынков, так что возможность панической реакции весьма ограничена. Более того, соблазн сделать это появился бы у них только в том случае, если бы Греции с реструктуризацией стало действительно лучше, чем без неё. Это верно, но об этом нет новостей. В конце концов, реструктуризация стала триггером кредитного состояния, и это не нанесло травмы финансовым рынкам – беспокойства ЕЦБ оказались необоснованными.

15 июля 2011 года Европейская банковская администрация (EBA) в качестве стресс-теста дала Dexia чистое карантинное свидетельство (http://www.bloomberg.com/news/2011—10–13/no-1-financial-strength-rankingspells-doom-commentary-by-jonathan-weil.html). 4 октября 2011 года акции Dexia упали на 22 %. 10 октября 2011 года Dexia обанкротилась. (http://online.wsj.com/article/SB10001424052970203633104576620720705508498.html). Позиция ЕЦБ по этому вопросу оставалась неопределенной. Оказалась ли кредитная история предопределенной секретным комитетом Международной Ассоциацией защиты дилеров (International Securities Dealers Association, ISDA), который можно описать как кооперативную группу (картель) создателей деривативов, многие из которых имели сильнейший интерес в будущем доходе. Они (или их наниматель) могут получать и отдавать миллиарды. Один из членов комитета использовал своё служебное положение, чтобы повлиять на реструктуризацию коллективной кооперации, намекая на то, что, следуя неправильным схемам, они могут оказаться в опале у комитета. Решения ISDA не были безапелляционными и не находились в юрисдикции ни арбитражных судов, ни каких-либо других институций. Кажется любопытным, что ЕЦБ непрозрачно намекал на своё желание делегировать власть частным учреждениями, действуя в условиях секретности. Эта данные дают пищу для размышлений о функциональной демократии.