Густав Беннеке - Современная норвежская новелла

Сколько он стоит? Вот теперь вас ждет приятный сюрприз, мадам! А знаете, у меня просто руки чешутся, так и подмывает провести щеткой по вашим прелестным локонам, хотя, конечно, понимаю: вы мне нипочем этого не позволите… Конечно! В шкатулке припасена специальная щетка для волос. А всего в ней восемь разных щеток; миниатюрный рисунок на ручке укажет вам назначение каждой. Как видите, на всех пластиковые мешочки, чтобы щетки не касались друг друга. Так… ваше пальто готово! А где собака, наверно, вывели на прогулку? Ах вот как, у вас нет собаки… Послушайте, я просто должен рассказать вам одну историю. Про мою старую тетку — не возражаете? Дядюшка мой, понимаете ли, живет на юге, у него своя свиноферма. Не знаю, видели вы когда-нибудь новорожденного поросенка? Очаровательнее всего поросенок, когда ему месяц или около того, право, они такие душки… Что вы говорите: видели только на новогоднем столе? Какая досада! Так, значит, когда изобрели вот эти щетки, я первым делом преподнес набор тетушке Улисе, так сказать, для пробы. Тетушка обожала своих поросят; бывало, сядет у закута и всем поросятам по очереди чешет рукой шкурку — ха-ха-ха, вот честное слово! Но самое главное я приберег под конец: знаете, как она использовала этот набор щеток? Точно! Вы просто на редкость догадливы!

Так слушайте же. Тетушка Улиса к каждому закуту прикрепила по щетке, а все провода подсоединила к одному, вот как сейчас это вижу — представляете картину? Получилась целая сеть проводов и щеткоскрепителей. Теперь надо было осторожно входить в хлев, а не то еще запутаешься в проводах. Все щетки тетушка отдала поросятам, она даже ввела твердый ежедневный «час чистки» шкурок, и поросята радостно визжали, стоило только Улисе показаться в дверях. Прочно укрепив щетки в углах закута, тетушка запускала их на среднюю скорость. Поросята скоро выучились пользоваться этим вертящимся аттракционом и всякий раз дрались за место. А уж какими холеными они стали! Точно розовые, свежевыкупанные младенцы, мадам! Ох, извините, наверно, я задержал вас своей болтовней, уж вы меня простите; вот что щетку вам принес, тут уж прощения не требуется, напротив, это классная вещь! Фирма взяла на нее патент, наши щетки покажут на осенней выставке в Мюнхене! Скоро такой набор будет в каждой семье. А уж до чего приятно подарить его друзьям! Ну как, мадам? Возьмем один для начала, не так ли? Сами понимаете, когда они поступят в магазины, цена возрастет вдвое!

Ёссе хватает записную книжку — в голове звон, в горле пересохло — и не сводит глаз с привычно сыплющих словами губ. Коммивояжер хохочет.

— Труд наш нелегкий, но дело того стоит, запомните это, молодой человек! Отныне вас будет кормить ваш язык. Поняли?

Положив на стол карту, он обводит на ней кружком один из загородных районов.

— Завтра поедете вот сюда! А когда вернетесь, доложите мне о ваших успехах. За каждую сделку получите комиссионные, но, если вам не удастся продать ни одной щетки, тогда прощайте: коммивояжер из вас не выйдет.

Ёссе очнулся уже за дверями номера 160; бешено колотилось сердце. Он подписал контракт. Завтра в отеле у него выходной: в этот день решится его судьба. Он станет коммивояжером — одним из тех, кто часто по долгу службы останавливается в отелях, кто торгует, разъезжая в машине, где лежат пробные образцы. Ему будут платить представительские, и по вечерам он сможет пропускать рюмку-другую в баре, и вообще…

На другое утро он выехал за черту города. В голове у него вихрем кружились розовые поросята, черные щетки с лиловой меткой и тетушка Улиса. Накануне, перед сном, он два часа стоял у зеркала и упражнялся:

— Здравствуйте, барышня! Матушка ваша дома?

Вот теперь можно начинать: он уже въехал в кружок, обозначенный на карте, в тот самый район торговли, который отведен ему одному. Он обойдет в нем каждый дом и в разговоре будет чеканить каждое слово, а быстрота придет со временем: как говорится, труд мастера ставит. Вон маленький домик на опушке леса… Ёссе решительно останавливает машину фру Сельмер у обочины шоссе, торжественно берет в руки чемодан с образцами и идет к дому.

Ему отпирает морщинистая бабка в синем клетчатом фартуке, руки у нее выпачканы мукой.

— З-здравствуйте, — робко произносит он, но больше ничего не может из себя выдавить: поток слов застывает у него в глотке, обратившись в ком льда, который уже не растопить.

— Входи, сынок! Чем это ты торгуешь? Нет уж, вашему брату коммивояжеру меня не обставить! Я покупаю лишь то, что мне нужно, и только в лавке, вот так-то! Но ты все же присядь, сынок, вижу, ты сильно устал, бедняга…