Густав Беннеке - Современная норвежская новелла

Хорошая закуска, ничего не скажешь. Да только на ночь глядя ему не впрок.

В ту пору они любили сидеть на мостках. Болтали ногами, ели креветок и пили пиво и, щурясь, глядели на золотистый закат. Глядели, как светится море, и глядели друг на друга. Слушали рокот мотора где-то на фьорде и никуда не спешили. И было им хорошо.

— Подумать только, — вдруг услышал он голос хозяйки. — какой ужас! Эта молодежная преступность. И наркомания… Хотите знать мое мнение?.. Нет, прошу тебя, дорогая, возьми еще закуски: хоть на один вечер позабудь о своей талии…

— Когда мы были молоды, — вмешалась Кирстен, нынешняя Кирстен, — тогда все было по-другому. Нам ничего такого не позволяли.

«Когда мы были молоды, — думал он, — волосы твои были как живые. Они сверкали и переливались золотом, свисая вдоль твоей спины, пряча гибкую шею; сверкая, распластывались на белой подушке. Так хорошо было гладить их, а когда ты расчесывала их щеткой, из них сыпались искры. И в ту пору у тебя был совсем другой голос».

— Когда мы были молоды, — продолжала нынешним своим голосом Кирстен, — мы ничего не знали о сексе и всяком таком. Мы были невинны, как младенец во чреве матери. Чуть ли не воображали, будто можно забеременеть от поцелуя. А все же и мы вроде не ударили лицом в грязь.

Веселый смех гостей радостно подтвердил, насколько они согласны с этим выводом.

Он отпил мадеры и вспомнил ту ночь, когда они возвращались с дачи Торсенов.

Обоим было в ту пору по девятнадцать, и они шли домой с вечеринки «без взрослых». Вдвоем — Кирстен и он — они сели в лодку и стали грести в черной тишине озера. Сидели во тьме, прижавшись друг к другу. Смакуя легкий хмель от торсеновской наливки, слушали плеск весел. А потом убрали весла.

— У современной молодежи, — кажется, теперь заговорил муж Кирстен, — нет никаких принципов.

Муж Кирстен жевал телячью отбивную. Откинутая назад голова придавала ему сходство с какой-то птицей.

— Современная молодежь… ням-ням-ням, — за разговором муж Кирстен не забывал жевать, — полностью освобождена от всякой ответственности… ням-ням-ням. А всему виной… ням-ням-ням… пресловутое… ням… свободное воспитание.

Он выплюнул слово «свободное», точно жилку из отбивной.

Под конец они легли на дно лодки. Лежать было жестко, но это было неважно. Вообще, все тогда было неважно. Все тогда было прекрасно, неподдельно и просто.

— Простите, есть у вас дети? — спросил он у мужа Кирстен.

— Еще бы! — не без гордости ответил тот. — Целых трое!

— А их вы не причисляете к современной молодежи?

— Послушай, Ханс… — сказала жена.

Тогда их вспугнула утка, вдруг взлетевшая с озера. Наверно, она боялась за свой выводок, боялась лодки, которую относило к берегу, прямиком на ее утят.

Один из гостей заявил:

— Эти длинноволосые типы, разве это не симптом болезни нашей эпохи? — У говорившего был такой вид, словно ему попался в соусе длинный волос. — У них нет иного способа самоутвердиться. Все они страдают комплексом неполноценности и потому вынуждены прибегать к внешним эффектам.

Кирстен тогда захотелось увидеть утят. И они притаились в лодке и долго сидели не шевелясь, дожидаясь, когда успокоится утка. Однако было слишком темно, и в тот вечер им так и не удалось разглядеть птенцов.

Но на другое утро утята клином выплыли из камышей. Они были крохотные, пушистенькие, доверчивые.

— Прошу прощения, — обратился он к гостю, который говорил последним. — Что у вас за медаль?

Гость горделиво дернул головой и забарабанил пальцами по столу. Он сделал вид, что ему нужно дожевать кусок, а на самом деле ждал, когда все остальные прислушаются к разговору.

— Ах, вы об этой! Знаете ли, это просто скромная награда военных лет… Я ведь некоторым образом участник… хе, хе…

Кирстен была в отчаянии, когда какие-то парни вдруг стали стрелять в утят из ружья. Беспомощная, обмякшая, она лежала в его объятьях, сломленная людской злобой…

— Значит, у вас на обшлаге своего рода памятник жертвам войны, так что ли?

— Право, Ханс, послушай… — снова вмешалась жена.

— Простите меня, — сказал он тихо. — Наверно, вы очень мужественный человек.

Мало-помалу вокруг стола снова загудели голоса.

— Конечно, в ту пору у людей …гу-гу-гу… были идеалы. Мы сражались за них, мы на этом росли… гу-гу-гу…

— А сейчас молодежь интересуется только наркотиками и сексом… гу-гу-гу…

— Да. И еще бандитскими выходками и гитарами…

Гу-гу-гу…