Array Белькампо - Современная нидерландская новелла

Стин испуганно прикрыла рот рукой.

— Что же ты молчишь? — сказала после тягостной паузы Нел.

Рука Стин медленно сползла к шее.

— Это просто ужасно, — сказала она. — Ведь и года не прошло, как вы поженились, вот если бы через пять лет, я еще поняла бы, но сейчас… нет…

— Не притворяйся, будто не знала, что у нас разлад, все ты прекрасно знала, — сказала Нел и высморкалась в носовой платок.

— Что родные-то скажут, а? — заныла Стин. — Дядя Хенк, дядя Лендерт, тетя Ан… о господи.

— Ах, мама, я бы все ему простила, — всхлипнула Нел, — если бы вдобавок он не был еще и развратником. Каждый вечер иметь дело с этим распутником. Он ведь невесть чего от меня требовал.

— Да что ты! — ужаснулась Стин.

— А в последние дни, когда он спал здесь на кушетке, он оставлял свои носки на столе, курил всю ночь и даже не умывался.

Стин задумчиво поставила чашку на колени.

— Таких мужчин, как твой отец, конечно, раз-два и обчелся, можешь мне поверить. Я день и ночь благодарю судьбу за то, что она мне его послала, хотя мое счастье и длилось недолго. Смерть — страшная штука, — продолжала она шепотом, — но развод еще хуже. У меня по крайней мере остались чудесные воспоминания.

Нел презрительно наморщила лоб.

— Впрочем, девочка, не горюй. Ты еще так молода, встретишь другого мужчину, хорошего человека, который будет охотно забавлять Йохана. Подумай и о нем.

Нел кивнула.

— Я недавно уложила его спать. Он так устал, что и одной ложки каши не проглотил, сидел и колотил ручками по тарелке, тарелка перевернулась, вся каша растеклась по полу, — вздохнула она и добавила, улыбаясь, словно имела в виду совсем другое: — Наверное, не стоит так говорить, но я все-таки надеюсь, что он не станет такой швалью, как его папаша.

Стин помешала в чашке.

— Хорошо еще, квартира тебе останется.

— Так положено, — сказала Нел. — Жаль только, что мы не остались с тобой на бульваре Мердерфорт.

— Ну, когда Йохан научится самостоятельно взбираться по лестнице, тебе станет полегче, — утешила Стин. — Конечно, жаль, я ведь могла бы за ним присматривать. Я уже давно догадалась, почему Ханс так жаждал сюда переселиться. Чтобы от меня избавиться, а вовсе не для того, чтобы укрепить вашу семейную жизнь.

— А помнишь, ты называла улицу Марияхуве «Мария-давай», — прыснула Нел, — потому что здесь полно ребятишек.

— Как же, помню, — ответила Стин. Помолчала и со злостью добавила: — Стоило мне у вас появиться, как он начинал хлопать дверьми, а когда я ему однажды сказала, что ты для меня не только дочь, но и подруга, фыркнул мне прямо в лицо.

Нел еще раз основательно высморкалась, сунула платочек в рукав и снова наполнила чашки.

— У меня еще есть кекс, — сказала Стин, — совсем забыла из-за всех этих передряг. — Она порылась в сумке. — Сколько он будет тебе платить алиментов?

— Шестьсот плюс квартирная плата.

Дождь барабанил в окна. Нел включила радио, скрестила руки на груди и лениво откинулась за спинку стула.

— Начну новую жизнь, — мечтательно сказала она, а мать убежденно кивнула, соглашаясь с ней.

— Надо оставить кусочек малышу, — вставила она, — пусть полакомится, когда проснется.

Сегодня он последний раз едет домой в это время и этим автобусом. Больше он уже не откроет дверь собственным ключом, не оставит портфель на вешалке и не сядет за накрытый стол. Если поспешить, то можно вернуться обратно тем же автобусом, который на конечной станции сменит табличку Марияхуве на Хаутруст и через десять минут снова остановится у почты.

Он протиснулся вперед, автобус рывком тронулся с места, пассажиры зашатались, как падающие костяшки домино, и он ухватился за молодую женщину, стоявшую рядом с ним.

— Извините, пожалуйста, — сказал он и вцепился в штангу рядом с ее худощавым запястьем. Пальчики у нее красные, обветренные, с мясистыми подушечками и обкусанными ногтями. Рукав плаща задрался до локтя. Ей, наверное, холодно, подумал он, заметив, что светлые волосенки на бледной обнаженной коже ее руки стоят торчком. Взглянул на затылок. Волосы точь-в-точь как у Нел — жидкие, бесцветные, жирные, с перхотью в проборе. Теща уверяла, что волосы у Нел золотистые. В Индонезии все прямо-таки сходили с ума, туземцы, по ее словам, говорили, что у дочки туана волосы как у ангелочка, а когда теща в сотый раз долбила одно и то же, она надменно задирала свой морщинистый нос и восторженно смотрела на Нел, которая, конечно, считала себя писаной красавицей. У Нел, разумеется, не такой отставленный широкий зад, не такие уродливые ноги в стоптанных туфлях и нос картошкой, как у ее мамаши, но, в общем, она такая обыкновенная, такая ничем не примечательная, что он быстро отучился на нее глядеть.