Мы входим в ратушу. Я и сестра впереди, родители под руку — сзади. Словно сдан экзамены, пришли получить дипломы. Но мы твердо знаем, куда и зачем идем. Мы приехали в X., чтобы проститься с Паултье, а заодно с нашим собственным прошлым. Сегодня наш братишка обрел конкретную форму — пусть не лучшую из возможных, — созданную руками другого. Какое-то время нам было лестно выступать наследниками трагически погибшего вундеркинда Паула Теллегема, но постепенно нас все больше затягивали личные интересы, у нас появились новые заботы, и мы все дальше отступали от света рампы за кулисы, туда, где разыгрывается жизнь обыкновенных смертных. Через пять лет скорбь об умершем обычно притупляется. Генриетта и та подчас забывала надеть маску скорби, а броские наряды только подчеркивали это. Что же касается меня, то я испытываю все большее отвращение при одной лишь мысли об организации новых выставок картин Паултье. Только что мы, озаренные лучами солнца, сидели всей семьей на террасе «Пласхофа». Нас почти никто не узнавал. Казалось, что и мы, и те, кто раньше не сводил с нас глаз, наскучили друг другу. К тому же мы все стали на несколько лет старше, время безудержно мчится вперед, и условные пейзажи, назойливо сверкающие яркими красками на картинах нашего братишки, блекнут и отходят в нашей жизни на задний план.
В последний вечер старого года раздался звонок. Мари подошла к телефону и, скорчив кислую физиономию, показала на радио. Звук сделали потише, а трубку передали матери. Та, послушав некоторое время, поднесла руку к горлу. Минуту спустя радио было выключено, а ребятишки оставлены на попечение Мари: дедушку увезли в больницу, и его детей срочно вызвали туда. Никто не удивился, ведь еще накануне николина дня он вдруг сплюнул кровь в свою плевательницу с металлической крышкой. И бабушка сказала:
— Перестань, в конце концов, курить.
— Все равно помру, — ответил он, опять закуривая свои любимые «Кабаллеро».
Костер из рождественских елок, автомобильных покрышек и старой рухляди ярко освещал улицу. Никто не спал в эту ночь, люди высыпали из домов, пускали ракеты, устраивали фейерверки. Какой-то трусишка жался в сторонке с бенгальским огнем. Дети, которых не выпустили на улицу, облепили окна. А тем временем в больнице умирал дедушка, и нам пришлось задернуть шторы, чтобы ничем не нарушить атмосферу скорби.
Ранним морозным утром я увидела, как они вчетвером медленно подходят к дому, шагая прямо по остаткам самодельных китайских шутих и мрачно глядя перед собой.
Я поднялась с раскладушки, специально выставленной в ту ночь на веранду, и открыла им дверь.
— Не спишь? — тихо спросила мать.
— Дедушка умер, — сказал отец.
— Он теперь на небесах, — сказала тетя Кристина.
— Когда мы пришли, он был уже одной ногой там, — сказала мать. — Даже не узнал нас.
В первое воскресенье весны я на новеньком велосипеде моей матери поехала на кладбище.
Солнце буднично светило на нарциссы и мертвецкую из красного кирпича. По тропинкам среди могильных плит и газончиков гуляли люди в нарядной одежде, болтая между собой и, как на выставке, рассматривая старинные надгробия. Имя дедушки было высечено на могиле третьим, хотя лежал он сверху. «Дорогой дедушка», — подумала я.
— Да, за ней постоянно присматривает садовник, — услышала я слова вдовы, обращенные к родственникам. Она стояла возле памятника с надписью: «Здесь покоится мой любимый муж».
У надгробия, украшенного медным крестом, супружеская чета тщетно пыталась утихомирить своих ребятишек, одергивая то одного, то другого и упрекая их в отсутствии почтения к умершему. Раздражение от усталости, мурашки по телу и переполненный желудок — короче говоря, мной овладело обычное воскресное состояние.
«Дорогой дедушка», — опять подумала я и смахнула слезинку, весьма подходящую к случаю, но не имеющую ничего общего с дедушкой. При мысли о блестящем новеньком велосипеде, на котором я еще часок смогу покататься, если поеду дальней дорогой, ко мне вернулось хорошее настроение, и я направилась к выходу.
На пахнущей увядшими цветами тележке сидел и насвистывал цветочник. Позади него, за кладбищем, начинался Схевенингский лес, где по ночам на девушек нападают разбойники. Я повернула направо, к велосипеду. Но он куда-то исчез. Перепуганная, я побежала вдоль ограды, потом опять вернулась к торговцу, который бездумно перебирал никелевые монетки в своей коробке. Оказалось, он ничего не знает, ничего не видел.
Читать дальше