Мужчина ждал ответа. Но ответа не было.
— Ну ладно, в таком случае ты останешься здесь без обеда. Когда надумаешь, спустись вниз, тогда мы посмотрим.
Дверь захлопнулась.
Себастьян смотрел на раковину. Когда он поворачивал ее в густеющих сумерках своей комнатки, на ней появлялись новые краски и блики.
Он различал в них павлиньи хвосты и радугу.
Снизу время от времени доносились голоса приемных родителей. Конечно, они говорили о нем.
Он поставил раковину на ночной столик рядом с кроватью, на серебряную бумагу, которую никто не тронул.
Он разделся, забрался под одеяло и стал смотреть на шкаф, где находилась его коллекция, состоявшая из собранных на берегу реки птичьих костей, деталей конструктора и книжек с картинками, где он хранил серебряную бумагу, — впрочем, с появлением раковины она сразу утратила свое значение.
Затем его взгляд скользнул на ночной столик около кровати и на перламутровый предмет величиной с ладонь, который ему теперь хотелось не трогать, а только рассматривать — матовые всплески изменчивых цветов в сером вечернем свете, струящемся в окно.
Было что-то утешающее и радостное в том, что он остался наедине с ее подарком. Потом снова послышались шаги. Темная дверь отворилась. Сквозь пелену и сна, и слез он увидел, как к нему подошла она, заполняя комнату широкими струящимися волнами своей шубки, которая свежо пахла ночью и осенним холодом и была усыпана кристаллами вечерних звезд — даже глазам больно.
Ее губы, точно две половинки редкостной тропической раковины, раскрылись в медлительной, долгой улыбке.
Со стучащим сердцем он сел в кровати.
— Пойдем, — сказала она.
Исаак часами стоял на юте. Это был приятный, но немного странный юноша: в море он тосковал по работе на суше, а сидя в конторе, мечтал о морских просторах. Он с трудом переносил скучную монотонность сухопутного существования, но денег для морских путешествий у него не было. И если ему все-таки удавалось наняться на какое-нибудь судно, то обычно он, очкарик, выполнял самую черную работу: чистил котлы, был на побегушках у офицеров, — а ведь самой большой его мечтой было стать за штурвал или хотя бы служить матросом. Но на корабле он сталкивался только с хвастливой грубостью матросов, которые, играя в карты, держали под рукой ножи, ругались друг с другом и почем зря бранили Исаака. Для них он был чужой. Здесь в его общество нуждались еще меньше, чем на берегу — в порту, в цехе розлива, на фабрике или в конторе, где ему приходилось работать, — однако именно здесь, на судне, он вновь и вновь надеялся найти подлинную романтику. После вахты он всегда торчал на юте. Вот и сегодня в два часа пополуночи Исаак все еще был там, потому что ночь стояла ясная, лунная, хорошо были видны знакомые звезды южного полушария и белопенный вал за кормой (кто часами стоял на юте судна, идущего в открытом море, тот знает, что в поздний час и днем, в дождь и туман, на полярных широтах и в тропиках, в серой, зеленой и светло-голубой воде корабли всегда оставляют после себя белый, уходящий к горизонту след).
Дул легкий теплый ветерок. Приглядевшись, можно было заметить на горизонте огонек далекого судна; если б Исаак пришел сюда часом раньше, он бы, наверное, увидел, как оно идет прямо на него. Впрочем, органы чувств могут и обмануть. Некоторые философы утверждают, что все вокруг — плод нашего воображения и что обратное этому доказать нельзя! Исаак плавал в компании контрабандистов, избегавших встреч с другими кораблями. Он думал о том, как долго продлится плавание, и о возвращении домой. Смотрел на лебедки, кнехты, тросы, бортовые поручни, на легкий стул, который поставил для себя на юте. И вот Исаак увидел, как огонек вдали резко переменил направление: описал небольшую дугу и двинулся прямо на него. Мало-помалу Исаак убедился, что огонек этот зависит от «воли волн» и вряд ли может принадлежать кораблю, тем более что число сигнальных огней с его приближением не увеличивалось. Плавать только с одним сигнальным огнем? Рискованно. Когда странный свет приблизился на расстояние двухсот саженей, Исаак разглядел велосипед с мотором. Первый раз в жизни с ним случилось такое, первый раз в жизни он видел чудо. То, что было перед ним, иному человеку в самых дерзких мечтах не пригрезится. Исаак было испугался, но не мог же он в конце концов поверить, чтобы таким образом путешествовал по свету какой-нибудь новый пророк или мессия. Хоть христиане и утверждают, что Иисус ходил по водам. Велосипедист приблизился метров на шестнадцать. Исаак закричал, отчаянно размахивая руками, но в возбуждении забыл сбросить за борт веревочный трап, и велосипедист сказал ему об этом. Судя по говору, незнакомец был соотечественником Исаака. Он с большой осторожностью подрулил к трапу, управляя своим велосипедом весьма примечательным образом: точно боксер, прощупывающий противника, он, слегка покачивая верхней частью туловища, подпрыгивал возле гладкого корабельного борта и как бы топтался на месте, парируя или наступая, затем он подскочил — хоп! — и вместе с велосипедом очутился на трапе.
Читать дальше