Сразу после этого прозвенел звонок.
— Ты часто бываешь в парке?
— Иногда, — ответил он.
Она коснулась его маленькой не очень-то чистой руки затянутыми в перчатку пальцами, которые показались ему теплыми и гладкими. Он снова подумал о том, каким теплом и ароматом охватило бы его, если бы он смог прижаться головой к ее шубке.
Она провела указательным пальцем по тыльной стороне его руки. Руки у него были грязные, как всегда после школы. Где только он успевал их вымазать? «Вымой сначала руки», — говорила ему приемная мать, когда он, придя домой, просил у нее бутерброд.
Он опять посмотрел на ее улыбающиеся глаза и рот.
Она ничего не сказала о его грязных руках. Только сжала его пальцы и сразу же их отпустила, он даже не успел вскрикнуть от боли.
— Ты испугался? — спросила она. — Тебя легко испугать?
Он хотел было сказать «мне больно», но промолчал и вместо этого сказал:
— Я хочу есть.
Дама сняла перчатки. На длинных белых пальцах, которые открыли сумочку, не было ни одного кольца. От сумочки и рук исходил тот же самый запах, что и от лица и волос, только был он на этот раз более дурманящим и крепким. В сумочке лежали какие-то блестящие предметы, пудреница, связка ключей, среди которых виднелись совсем маленькие. И плитка шоколада. Она сорвала с нее обертку, развернула серебряную бумагу и подала ему всю плитку.
— Спасибо, — пробормотал он смущенно. О том, что хочет есть, он сказал не потому, что был действительно голоден. Должно быть, это вырвалось у него от внезапного чувства страха, потому что он вспомнил о доме, где его уже несколько часов ждали приемные родители, не знавшие, куда он запропастился.
Она разгладила серебряную бумагу и щелкнула по ней пальцем. Бумага тихо зазвенела. Мальчик спросил, можно ли ему взять бумагу.
— А что ты будешь с ней делать? — полюбопытствовала она. — Мне бы хотелось больше знать о тебе. Ты собираешь серебряную бумагу?
Он рассказал, что хранит серебряную бумагу между страницами книг и, когда она становится совсем гладкой, смотрит на нее, а иногда подносит к уху и слушает, как она звенит. Ему нравится этот звон.
— Да, — сказала она, — мне тоже нравится этот звук. Я тоже иногда его слушаю.
Они шли по освещенной центральной улице. Влажно блестел асфальт. Время от времени, когда тротуар становился слишком узким для них двоих, мальчик сходил на мостовую. Но и тогда она не отпускала его руки.
Иногда она рассматривала себя в неосвещенных витринах. А один раз остановилась поправить волосы. Мальчик ждал. Она подняла воротник шубки, которая в электрическом свете блестела, как вода. Воротник был высокий и наполовину скрывал ее лицо.
Себастьян начал зябнуть.
Наступил вечер, и на улице было мало народу — несколько человек перед витринами магазинов и мальчишки, бешено гоняющие на велосипедах и что-то кричащие друг другу.
Теперь мы должны свернуть на эту улицу, с уверенностью подумал Себастьян.
Они были совсем недалеко от школы.
Но дама не повернула, и они продолжали идти по освещенному желтыми и красными огнями туннелю центральной улицы.
— Мне нужно на эту улицу, — показал мальчик. — Так мы идем неправильно.
— Посмотри-ка на себя, — сказала она и повернула его лицом к большому темному стеклу витрины.
Рядом с ее высокой фигурой мальчик казался особенно маленьким и щуплым. Слегка втянув голову в плечи, он рассматривал себя и ее. Она повела его дальше и заговорила снова.
— Ты же хотел сначала побывать у меня, хотя дома у меня нет ни мальчика, ни девочки. (Он рассказал ей о своей фантазии, что очень ее развеселило. Она жила одна.) Твои приемные родители не рассердятся, я им позвоню, как только мы придем домой.
В ее голосе появилась теперь новая нотка — легкий оттенок строгости. Но мальчик не делал попыток убежать, ему вдруг расхотелось возвращаться домой, на новую голую улицу, где стояли одинаковые дома с одинаковыми дверями, окнами, тротуарами и садиками. Его только несколько беспокоило, что она продолжала крепко держать его за руку.
Сверху вниз на него смотрело загадочное бледное лицо.
Она отпустила его руку. Неужели догадалась?..
За углом виднелась школа, темное здание с мертвыми черными глазницами окон и пустынным двором. Он мельком подумал о стене, на которой до сих пор красовались его инициалы. Все это как бы отодвинулось далеко назад и не имело к нему больше никакого отношения. Дама свернула налево, на улицу, где не было магазинов и одни только зажженные фонари разгоняли густеющие сумерки. Людей здесь было еще меньше, чем на центральной улице. Пожилой господин, видимо знакомый с дамой, приветственно приподнял шляпу и улыбнулся Себастьяну. Дама ответила легким кивком. Мальчик, которому теперь уже не хотелось есть (когда долго хочется есть, подумал он, голод проходит), стал обращать внимание на прохожих. Вот через улицу перешел и помахал им рукой мужчина в бесформенном сером пальто, с сигаретой во рту и портфелем в другой руке. Он подмигнул Себастьяну, который изобразил на своем лице слабую улыбку. Дама снова кивнула, дружелюбно, как кивают старым знакомым. Выходит, и этого мужчину она знает. Себастьян, продолжая шагать вперед и стараясь ставить свои ноги рядом с остроносыми туфельками своей спутницы, обернулся. Мужчина в сером пальто остановился, глядя им вслед, и поднял портфель в знак приветствия.
Читать дальше